|
Ведищев скептически крякнул и стал ждать, что будет дальше. - Давайте Бурылина, - повелел Фандорин адъютанту. Вошел татаристый, мордатый, с нахальными разбойничьими глазами. Не дожидаясь приглашения, уселся на стул, забросил ногу на ногу, закачал богатой тростью с золотым набалдашником. Сразу видать миллионщика. - Что, опять требуху смотреть повезете? - весело спросил миллионщик. - Только меня этим не проймешь, у меня шкура толстая. Это кто сейчас вышел-то? Не Ванька Стенич? Ишь, рожу отворотил. Будто мало ему от Бурылина перепало. Он ведь в Европы на мои катался, при мне приживалом состоял. Жалел я его, бессчастного. А он мне же в душу наплевал. Сбежал от меня из Англии. Забрезговал мной грязненьким, чистенького житья возжелал. Да пускай его, пропащий человек. Одно слово - психический. Сигарку задымить позволите? Все вопросы миллионщика остались без ответа, а вместо этого Фандорин задал свой вопрос, Ведищеву вовсе непонятный. - У вас на встрече однокашников длинноволосый был, обтрепанный. Кто таков? Но Бурылин вопрос понял и ответил охотно: - Филька Розен. Его вместе со мной и Стеничем с медицинского турнули, за особые отличия по части безнравственности. Служит приемщиком в ломбарде. Пьет, конечно. - Где его найти? - А нигде не найдете. Я ему перед тем, как вы пожаловали, сдуру пятьсот рублей отвалил - разнюнился по старой памяти. Теперь пока до копейки не пропьет, не объявится. Может, в каком московском кабаке гуляет, а может и в Питере, или в Нижнем. Такой уж субъект. Это известие почему-то до чрезвычайности расстроило Фандорина. Он даже вскочил из-за стола, вынул из кармана зеленые шарики на ниточке, сунул обратно. Мордатый наблюдал за странным поведением чиновника с любопытством. Достал толстую сигару, закурил. Пепел, нахальная морда, сыпал на ковер. Однако с расспросами не лез, ждал. - Скажите, почему вас, Стенича и Розена выгнали с факультета, а Захарова только перевели на патологоанатомическое отделение? - после изрядного промежутка спросил Фандорин. - Так это кто сколько набедокурил. - Бурылин ухмыльнулся. - Соцкого, самого забубенного из нас, вовсе в арестанты забрили. Жалко курилку, с выдумкой был, хоть и бестия. Меня-то тоже грозились, но ничего, деньга выручила. - Подмигнул шальным глазом, пыхнул сигарным дымом. - Курсисточкам, веселым подружкам нашим, тоже влетело - за одну только принадлежность к женскому полу. В Сибирь, под присмотр полиции, поехали. Одна морфинисткой стала, другая замуж за попа вышла - я справлялся. - Миллионщик хохотнул. - А Захарка-Англичанин тогда ничем особенно не отличился, вот и обошлось малой карой. "Присутствовал и не пресек" - так и в приказе было. Фандорин щелкнул пальцами, будто получил радостную, долгожданную весточку, и хотел спросить что-то еще, но Бурылин его сбил - достал из кармана какую-то вчетверо сложенную бумажку. - Чудну, что вы про Захарова спросили. Я нынче утром от него диковинную записку получил - аккурат перед тем, как ваши псы меня забирать приехали. Мальчонка уличный принес. Вот, почитайте. Фрол Григорьевич весь изогнулся, носом в стекло вплющился, да что толку - издали не прочесть. Только по всему видно было, что бумажка наиважнеющая: Эраст Петрович к ней так и прилип. - Денег, конечно, дам, не жалко, - сказал миллионщик. - Только не было у меня с ним никакой особенной "старой дружбы", это он для сантименту. И потом что за мелодрама: "Не поминай, брат, лихом". Что он натворил, Плутон наш? Подружек давешних, что в морге на столах лежали, оскоромил? Бурылин запрокинул голову и расхохотался, очень довольный шуткой. Фандорин все разглядывал записку. Отошел к окну, поднял листок повыше, и Фрол Григорьевич увидел неровные, расползшиеся вкривь и вкось строчки. - Да, накарябано так, что еле прочтешь, - пробасил миллионщик, глядя, куда бы деть докуренную сигару. - Будто в карете писано или с большого перепоя. |
