Глава 29

Сердце мое замерло. Я сразу понял — передо мной знаменитый пылесос, легендарный «свипер бабушки Тони». Он явился наконец из той сказочной страны, что за дверью ванной комнаты, из страны наших семейных вымыслов и сказаний, выбрался из своей коробки, сбросил свой саван и материализовался у меня на глазах. Вот он — собственно-личное доказательство своей реальности. Не сон, не сказка и не обман зрения. И не тот маленький пылесос, который якобы привез сюда дядя Исай уже после образования государства, а тот самый, прославленный, большой свипер — пылесос глобуса и карандаша, широкого океана, Нью-Йорка и Тель-Шамама, белого, желтого и зеленого, синего, в горошек и красных. Значит, дело было именно так, во всех его деталях и тонкостях. И мама была права.

Бабушка Тоня прошла в центр комнаты. Пылесос ехал за ней. Оба шли совершенно бесшумно. Она, маленькая, — босиком, он, большой, как корова, но тихий, как кошка, — на своих черных резиновых колесах. Ночная рубашка белела. Хромовое покрытие сверкало. Корпус свипера был и в самом деле огромен, как бочка. Толстенный, с мою руку, шланг покачивался с той ленивой расслабленностью, в которой угадывается огромная скрытая мощь.

Хоть и абсолютно голый, я все же позволю себе сейчас на миг задержаться, чтобы кое в чем признаться, прежде чем продолжать. Дело в том, что в мою душу давно уже и не раз закрадывалось подозрение, что все наши семейные рассказы о свипере были не столько разными версиями одного и того же вымысла, сколько разными мифами, разросшимися вокруг некой давней, но вполне реальной истории, как привитые ветки со временем разрастаются вокруг ствола. Но тогда, думал я снова и снова, вполне возможно, что в некоторых, а то и в большинстве наших семейных историй, как это свойственно и всем другим мифологиям, дело хотя и «было», но было не совсем «так». Дедушка Арон действительно собирался покончить с собой, но вовсе не в Иордане, а в ручье Кишон. Цыгане не умыкали дядю Ицхака — он сам удрал к ним из дому. Иа, наша ослица, безусловно, была интеллигентной, но отнюдь не такой умной, как мне рассказывали, — она не открывала замок «куском железной проволоки», а просто украла ключ из дедушкиного кармана. И возможно даже, никогда не летала по воздуху, а если и летала, то не дальше чем до Кфар-Иошуа. И вот, поскольку все эти истории давно уже вызывали мое подозрение, я все время мысленно преуменьшал и размеры, и весь облик легендарного пылесоса. А сейчас выяснилось, что и моя мама, очевидно, делала то же самое, ибо настоящий свипер оказался во много раз больше и величественней, чем в ее рассказе.

Так или так, но вид свипера, который на моих глазах облекся в шланг и корпус, а также мягкое тепло женского тела под моим левым боком, неопровержимо свидетельствовавшее, что я в здравом уме и в полном сознании, — все это привело меня в восторженное состояние. Так, наверно, чувствовал себя Генрих Шлиман, когда, по его словам, «подтвердил писания Гомера», раскопав и опознав развалины Трои. И так, наверно, будут чувствовать себя какие-нибудь будущие археологи, когда в один прекрасный день вдруг обнаружат Скинию Завета и Ноев ковчег.

Впрочем, бабушку Тоня интересовали отнюдь не эти историософские и когнитивные аспекты явления ее свипера народу.

— Спроси ее, — сказала она мне, совершенно игнорируя и нашу ситуацию, и мою наготу, и растерзанную кровать, как будто мы все еще сидели с ней на ее кухне, разговаривая и закусывая водку селедкой, — спроси ее, может ли ее отец достать мне маленькую прокладку для этого свипера.

Я не поверил своим ушам.

— Бабушка, — изумился я, — и ради этого ты вошла сюда без стука, прямо посредине? Ради какой-то прокладки для твоего старого пылесоса? Ты знаешь, который час?

— Это очень маленькая прокладка, — сказала она, — и я не вошла посредине.