— Сколько это будет в лирах? — спросила она.

Я перевел в лиры. Я уже не помню, какая получилась сумма, но это была очень большая сумма, как для такой, как она, старой мошавницы, так и для такого, как я, молодого водителя машины «скорой помощи», который вынужден выращивать белых мышей, чтобы заработать на жизнь и учебу. Но стоило мне назвать эту сумму, как бабушка тут же сказала:

— Раз она готова выложить за этот старый свипер такую кучу денег, значит, он стоит намного больше.

И тут Авигайль, не понимая, о чем мы говорим и не зная мою бабушку как следует быть, сделала роковую ошибку.

— Скажи ей, — сказала она, — что я прошу также, чтобы она его включила, потому что мне нужно убедиться, что он работает.

— Ты делаешь ошибку, — сказал я.

— Бизнес есть бизнес, — ответила она. — Я на этом настаиваю.

— Бабушка, — сказал я, — она просит тебя включить твой свипер, чтобы убедиться, что он работает. Так что я предлагаю сговориться с ней на тысячу долларов, а насчет ванной мы поговорим с тобой потом наедине, когда она уедет.

— Ни в коем случае нет! — повторила бабушка. — Ты мне испачкаешь ванную, и мне придется ее мыть. И свипер от работы тоже испачкается, а я не умею его разбирать, и тогда я не смогу уснуть, пока не придет Ицхак. Я уже женщина пожилая, и Ицхак уже тоже не молодой, и этот свипер тоже уже не младенец.

Я расхохотался. Обе женщины уставились на меня в четыре удивленных глаза. Тут говорят о бизнесе, о серьезных денежных делах, над чем ты смеешься?

— Скажи ей, что я хочу увидеть и услышать, как он работает, — повторила Авигайль. — И я хочу также посмотреть, как он всасывает.

Я перевел бабушке и это, а затем добавил:

— И вообще, не нужен тебе никакой дядя Ицхак. Покажи ей, что твой свипер работает, и она заберет его вместе со всей его пылью. Тысяча долларов за эту развалину — это же куча денег, бабушка. Давай набросаем немного мусора на пол и покажем ей, что он работает.

Слова могут порой подействовать сильнее, чем та реальность, которую они описывают. Так и тут — оказалось, что ошибка, которую сделал я, была много больше ошибки, которую сделала Авигайль. Слова «набросаем», и «мусор», и «на пол» произвели на бабушку Тоню такое ошеломляющее воздействие, что она уже не способна была услышать голос здравого смысла. Набросать ей мусор? Мусор ей на пол? Нарочно набросать ей мусор на пол?! Нет и нет! Ни в коем случае нет, ни за какие деньги в мире! Она с гневом повернулась к двери, и несчастный свипер потащился за ней следом, в отчаянии оглядываясь назад и еще не понимая, что произошло.

— Что случилось? — прошептала Авигайль. — Позови ее обратно!

— Сейчас была моя очередь сделать ошибку, — сказал я. — Мы оба ошиблись, каждый в свой черед, и ты себе не представляешь, насколько.

— Стоп, плиз, стоп! — воскликнула Авигайль.

Бабушка Тоня обернулась и окинула ее леденящим взглядом. Я уже знал, что она сейчас скажет, и весь сжался в ожидании на кровати.

— Ты ко мне говоришь? — процедила она, повернула к нам спину и вышла.

— Что она сказала? — испугалась Авигайль. — Что она сказала?!

Я не ответил. Я знал, что все пропало. Я слышал, как поворачивается ключ в двери ванной. Прошли две-три минуты, и я понял, что сейчас бабушка возвращает несчастный пылесос в одиночную камеру его коробки и снова накрывает той старой тюремной одеждой, в которую он был укутан сорок лет.

— Что она сказала? — повторила Авигайль свой вопрос.