Нам, героям, без зычного голоса, чтоб шум битвы перекричать, никак! А то придешь на иную войну, не заявишь о себе - и все, бывай слава. Надо обязательно во всеуслышание о себе заявить, чтоб и враги устрашились, и в сердца союзников надежда вошла, и баяны не забыли строчку черкнуть, да верную, а то в доспехах все богатыри одинаковые, имя неверно назовешь, еще кому другому подвиг припишут. Так что пришлось при консерватории полгода прожить, науку музыкальную изучать - у них ведь все по полочкам разложено, как вдыхать, как выдыхать, какие связки напрячь, чтоб голос звучал громко, как акустику помещения учесть. В чистом поле - это одно, в княжеском замке - другое, а в таверне и вовсе третье. Все учесть надо, ничего не забыть. Зато результат какой! Любую драку, любую бойню перекричать могу, а однажды шел против минотавров сражаться, свили себе гнездышко под водопадом, всем окрестным коровам «генофонд» портили (ишь какое мудреное слово-то драконы придумали, видите ли, не просто сын на батю похож, а «гены» его имеет!). Так чтоб меня заметили, шум того самого водопада пришлось перекрикивать, а это вам не шуточки! Когда целая река с полверсты на камни падает, это не сотня-другая добрых молодцов железом стучит, это куда серьезнее!
Куда там кабацкой драке - такие еще мой батя умел перекрикивать. Как гаркнет в трактире: «Пива мне!» - так по всему городу знают, а матушка уже со сковородкой в руке поджидает. Замерли все, только зыкруд продолжал своей дубиной крутить. Ну так всем ведомо, у них уши мхом зарастают, только зимой, когда мох в спячку впадает, и слышат что. В другое время хоть на ухо ори, не повернутся. Машет своими дубинами, а драться-то не с кем - остальные на меня смотрят, глаза в тумане, понять силятся, чего хочет от них богатырь. Наконец нашелся один, самый сообразительный, - видать, мало выпил еще:
- Это Лютик-то? Так он в чулане сидит - в долги влез, теперь отрабатывает…
- Не в чулане, а в кладовке! - вдруг заявил какой-то гоблин и со всей силы врезал слишком умному в ухо.
- В чулане! - вступился неопределенного вида мужик, дав под дых гоблину.
- В клети! - не согласился гном с подранной бородой и всем троим врезал своими пудовыми кулаками.
Так, слово за слово, все стало на свои места, ну а мы с принцем в сторону хозяина всего этого бедлама направились. Надо с ним по душам поговорить, а то ишь чего надумал, побратима богатырского в чулан запирать! За какие-то там «долги», и слова такого знать не знаю, ведать не ведаю, мои побратимы подвиги совершают, а не во всякие там «долги» ввязываются.
Хозяин, она же хозяйка, сидела в углу, за небольшой, но довольно прочной перегородкой - при всем желании не пробьешь, а постараешься, так тебе в жизни больше в долг не нальют, пока все наперед не оплатишь. А из всего народа в таверне один принц, наверно, и был сейчас при деньгах. Сидит она в кресле, пыхтит трубкой, волосы седые шрам на все лицо прикрывают - Анджелика Лихая, пиратский капитан. В свое время сам Дундук Одноглазый у нее юнгой ходил, царь морской за ее голову половину сокровищ предлагал, да пираты капитанши больше черта боялись. Девяносто девять раз уходила от погони, а на сотый не повезло - три десятка кораблей султанских ее в кольцо взяли, двадцать она потопила, да ядра кончились, еще пять взяла на абордаж - да сабли поломались, три голыми руками взяли - да команды не стало. Обухом по голове Анджелику стукнули и в темницу заперли - думали, голову рубить ей будут, а султан ей - место первого адмирала. Десять лет служила ему верой и правдой, треть морей покорила, да и ушла на покой. Золото свое бедным раздала, теперь таверной «Солнышко» в Белокамне заведует.
- День тебе добрый, красавица! - потревожил я лихую капитаншу. |