Серый, неброский кафтан сменился на черный, обильно вышитый серебряной нитью. Тот же рисунок у камзола…. Кружево воротника стало тоньше и изысканнее, количество перстней на руках увеличилось вдвое. Что осталось от того Северова — аристократическая надменность, сквозившая в каждом его жесте, в каждом движении, и… серьга в ухе. В том, что это — магический блокиратор, я теперь была абсолютно уверена, как и в том, что князь из магов достаточно высокого уровня, чтобы это скрывать.

Оружия не было… на виду. В его наличии я тоже не сомневалась. Потайные крепления в голенищах высоких сапог, да и рукава широкие, как раз, чтобы скрыть парочку смертоносных кинжалов.

— Значит, считаете, — удрученно вздохнул Даниил, отодвинув мне стул.

Интересно, какой он видит меня?

Вопрос был из тех, о которых лучше забыть сразу. Слишком далеко мог завести.

— Это — ваш вывод, — парировала я, расправляя юбку. Взяла салфетку, сложив, положила на колени, и только после этого вновь посмотрела на князя. Он как раз усаживался… напротив. — Вы ведь недавно в Марикарде?

— Чуть больше месяца, — повторяя мои действия с салфеткой, ответил он. — Меня попросили передать несколько писем Елизавете Николаевне….

— Ох уж эти родственники! — перебила его матушка. На мой взгляд, излишне поспешно.

— Да, — чуть склонил он голову… пряча улыбку.

— Вы мне не рассказывали, матушка, — скромно опустив глаза, заметила я.

На некоторое время пришлось замолчать. Девушки, прислуживающие за столом, были своими, каждую можно приглашать в отдел розыска нашего Департамента, но ведь правила….

Пока ужинали, беседовали о погоде, скором начале уличного театрального сезона, когда в столицу приезжало множество небольших передвижных театров, давая представления прямо в городском парке, и двух балах. Один должен был состояться через декаду в городской ратуше, второй, спустя пять дней, в императорском дворце. Затем на три месяца перерыв — все высшее общество перебиралось в загородные имения.

На оба бала князь был уже приглашен. Как и я.

Не обошли вниманием и последние сплетни. Браки, помолвки…. Говорили, в основном, князь и матушка. Глядя со стороны создалось впечатление, что Северов собирал сведения о местном обществе.

Думаю, Елизавета Николаевна об этом тоже догадалась, столь искусно отвечая на вопросы, что у меня не раз за время их диалога возникла мысль пригласить матушку прочесть у нас пару лекций. На тему, как сказать много, ничего при этом не сказав.

Когда поднималась из-за стола, с удивлением обнаружила, что не помню, что именно ела за ужином, настолько увлекла идея матушкиного участия в процессе обучения. Вся моя следственная подготовка пасовала перед изяществом ее манер.

Она говорила, говорила, говорила….

Называла имена, сыпала датами, поясняла, кто, с кем, когда и при каких обстоятельствах, перескакивала с одного на другое, вновь возвращалась, уточняла, не запутала ли нас и тут же начинала заново….

Столь словоохотливой я ее давненько не видела, что тоже стоило поставить на заметку. Причиной подобного поведения был кто-то из нас. Или… мы оба.

— Я вынуждена вас оставить, — оборвав себя на полуслове, вдруг произнесла матушка, когда мы перешли в другую часть террасы, где был накрыт чайный столик. Я уже практически перестала следить за ее экскурсами в далекое и не очень прошлое, просто запоминая, чтобы разобраться в более спокойной обстановке. — Мигрень.

— Я могу вам чем-либо помочь? — с беспокойством заявил вдруг князь.

Я лишь вздохнула….

Ох уж эта матушкина мигрень! Госпожа Волконская была абсолютно здорова.