Как мы и предполагали, об учредителях «Ривьеры» супруги даже не слышали…

Устроил их сюда давний приятель Валеры, который давно куда то пропал.

– Валерий Сергеевич, кто же хозяин этого дома? – спросил я мичмана, когда мы устроились в беседке, сквозь ажурные стенки которой виднелось свинцовое море. – Может, этот человек? – И я протянул Валере фотографию Пупыша.

– Нет, не он, – мичман внимательно всмотрелся в изображение нефтяного магната, – хотя этот бывал здесь… Знаете, мое дело маленькое – подготовить сауну, бухалово, мангал для шашлыка. Потом меня отправляли – типа, займись своими делами, а будешь нужен – позовем. Конечно, видел я всех гостей и ихних девок – глаза то мне не закроешь. Так вот, по моему разумению, главных здесь двое. Одного зовут Михаил Иванович, чернявый такой мужичок, жилистый… – Мичман задумался. – Все к фляжке кожаной присасывался, а ничего другого не пил. Серьезный, видать, человек. А охрана какая – громилы под два метра! Даже на флоте таких шкафов за всю службу не встречал…

Так – так, уже интересно… Неужели сам Лом сюда наведывался? Точно он, Михаил Иванович Ломакин, олигарх наш уважаемый. Впрочем, какой он, на хрен, олигарх? Скорее я буду танцевать в кордебалете Мариинского театра, чем бандит превратится в добропорядочного бизнесмена!

Не бывает бывших бандитов. Как и бывших ментов…

– Ну а второй кто? – достал я из пачки очередную «беломорину».

– Второй, можно сказать, барин. Полный такой мужик, представительный, бородатый. На старпома моего похож, царство ему небесное… Звали его, дай Бог памяти, имя то редкое… – Валера вновь задумался и почесал затылок. – Кажись, Роберт. Или Рудольф. Ага, точно – Рудольф Евгеньич. Тоже к нему с большим почтением относились…

Валера улыбнулся, набил трубку и пустил ароматный дымок. Я удивился, увидев у него на предплечье необычную татуировку – пингвина. Вокруг птицы полукружьем было еще зачем то вытатуировано слово пингвин. Для самых тупых, что ли…

– В Арктике плавали, Валерий Сергеич? – полюбопытствовал я.

Улыбка исчезла с его лица.

– Где я только не плавал, – буркнул мичман.

Глупый пингвин робко прячет…

Что – то меня резануло в его взгляде. Закуривая очередную «беломорину», я незаметно присмотрелся к Валере. Но он, хитрец, почуял – и тут же вернул своему лицу широкую улыбку. Не прост этот мичман, ох как не прост…

Осмотрев напоследок сауну, бильярдную, бар, мы откланялись. На прощание предупредили Валеру, чтобы никому о нашем визите не говорил.

* * *

– Вадим, брось темнить, что ты как не родной? – не выдержал я после получасовой беседы с Резаковым.

Мы сидели в его кабинете, и я уже успел выкурить полпачки «беломора», но пока так ничего и не узнал от Вадика.

Резаков тяжело вздохнул.

– Жора, был бы ты опер…

– Вот те на! А кто ж я, по твоему? – удивился я.

– Я тебя уважаю, Михалыч, ты же знаешь, – сказал Резаков после паузы. – И Обнорского, и других ваших ребят… Но, во первых, есть у вас люди, с которыми я никогда даже на одном гектаре не сяду. Понимаешь, о ком я говорю? Верно, о Шаховском.

– Вадик! Но я то не Шаховский.

– И еще один момент, – продолжил Резаков. – Сколько раз такое было – с вами поделишься, а потом, блин, к прокурору на ковер поволокут.