— А как же? Земляничный пирог, — объявила Милдред.

Грэмпс через стол бросил взгляд на Френка Дюриэа.

— Ну, сынок, что я говорил? Эта девчонка — настоящая Виггинс. Какая из нее вышла стряпуха!

Сохраняя непримиримое молчание, Дюриэа проигнорировал и эти слова Грэмпса. Наконец Грэмпс не выдержал:

— Да ну же, мальчик мой, не надо так себя вести! Не обращай внимания и лучше отдай должное этому замечательному кулинарному шедевру, потому что что-то подсказывает мне, что стоит мне только рассказать тебе все, что я разузнал, и ты тут же установишь прямую связь со своей конторой.

В разговор неожиданно вмешалась Милдред:

— Послушай, Френк, ты, конечно, можешь доверять ему, если хочешь, но он моя собственная кровь и плоть, и я знаю его, как самоё себя. И я бы на твоем месте этого не делала.

Непримиримым тоном Дюриэа заявил:

— Грэмпс, если вы будете совать свой длинный нос в это расследование, вы поплатитесь собственной шкурой, и очень скоро. И я за вас ходатайствовать не буду, и не надейтесь!

— Ходатайствовать за меня! — возмущенно воскликнул Грэмпс. — Будем надеяться, что тебе не придется приносить эту жертву. В жизни никто никогда не ходатайствовал за меня, и я думаю, что этого никогда не случится.

— Брось храбриться, Грэмпс, — сказала Милдред. — Ты уже на пороге к суду. Ведь мой муж серьезно относится к своим обязанностям.

— Пусть, пусть отправляют меня в суд, если смогут! — воскликнул Грэмпс, а потом с усмешкой добавил: — Вот мой девиз. А где, кстати, земляничный пирог?

Грэмпс помог Милдред убрать со стола. Она принесла десерт, и только когда от пирога, кроме крошек, ничего не осталось, Грэмпс отодвинул свою тарелку, вытащил из кармана старую вересковую трубку и обратился к Дюриэа:

— Ну, малыш, так вот тогда я сказал себе: “Предположим, тебе нужно вырезать из газеты заголовки и наклеить их на лист бумаги так, чтобы получилось нечто, похожее на предсмертную записку. Газета, из которой они будут вырезаны, это — огромная опасность для тебя, это самая главная улика. Конечно, избавиться от нее очень просто, но, предположим, что кому-то придет в голову порыться в кипе накопившихся газет и он обнаружит, что не хватает газеты за двадцать четвертое число. И это тоже опасно, это тоже улика. Поэтому я и принялся осматривать все вокруг.

— И что же вы обнаружили? — спросил Дюриэа.

— И я обнаружил газету, где были вырезаны именно те заголовки, которые мы нашли наклеенными на бумагу. А уж когда я держал в руках эту газету, то сложил два и два и…

— Где именно вы нашли газету? — перебил его Дюриэа.

— По-моему, ты хочешь сказать, что тебе неинтересно, к какому выводу я пришел? — обиженно произнес Грэмпс.

— Ни в малейшей степени, — отрезал Дюриэа. Грэмпс повернулся к Милдред.

— Ты слышала, что он сказал?

— Совершенно отчетливо, так же, как сейчас слышу тебя и, больше того, Грэмпс, учти, что я тебя уже не раз предупреждала. Он выполнит то, что обещает, и не прими это за пустую угрозу. Ведь он лицо официальное.

— Ладно, пусть будет так, — сказал Грэмпс, — только не говорите потом, что я отказался познакомить вас со своей версией и не обижайтесь тогда.

— Хорошо, хорошо, — торопливо сказала Милдред. — Об этом можешь не беспокоиться, Грэмпс.

— Отдайте мне эту газету, — велел Дюриэа. — Вы вообще обязаны были сделать это, как только вошли. Может статься, эта самая важная улика из всех, которые мы сейчас имеем.

— Как раз я это тебе и пытаюсь втолковать, — заявил Грэмпс.