– Ну так что же, Андрей, тебя ко мне привело? Вряд ли ты приехал из праздного интереса. Так?

– Действительно, не из праздного… Вопрос довольно щекотливый, Игорь. Я с огромным интересом и уважением отношусь к людям увлеченным, шизами их ни в коем случае не считаю… но… скажи мне откровенно: есть, наверно, и в вашей среде люди не совсем адекватные?

– А где их нет? Ты на нашу Думу посмотри! А ведь это, так сказать, лучшие представители народа…

Ко мне подошел кот и потерся об ногу.

– А почему ты спросил, Андрей?

– Видишь ли, в чем дело… народ, время и традиции, которые тебе так интересны, – седая старина. Эпоха суровая и жестокая. Не могут ли к вам тянуться люди, которых интересует именно жестокость? Которые хотят как бы самореализоваться в атмосфере брутальности и жестокости?

– Вот вопрос! – сказал Игорь Харольд и почесал бороду. – Даже и не знаю, как на него ответить. Во первых, я не согласен с тобой, что эпоха была какой то особенно жестокой. Суровой? Да, суровой. Но не более жестокой, чем сегодня… поверь на слово. Что же касается самореализации в жестокости, то это ерунда. Мы же все таки ИГРАЕМ в викингов. Да, мы устраиваем «сражения», но самое страшное, что случается с участниками – синяки.

В футболе травм бывает больше…

– Я понимаю. Но футбол – это спортивная игра. Она изначально носит мирный характер…

– Ну это как сказать. До такого мордобоя порой доходят, что только держись… А фанаты?! Фанаты, Андрей! Вот где простор для самореализации всякой шпаны. Вот где мордобой и беспричинная злоба.

– Да, это, безусловно, справедливо.

Шпаны там хватает. Мы, однако, говорим сейчас о другом. Ваши «игры» – боевые игры. Они настраивают человека на сражение, на убийство. Не настоящее убийство, не всамделишное, но оно как бы подразумевается… Можешь ты дать гарантию, что твои сотоварищи, наигравшись во все эти игры, не захотят попробовать убить кого нибудь по настоящему?

– Ну у тебя вопросы! Скажи прямо: что то случилось, и вы подозреваете «Викингов»?

Скажи прямо – я пойму.

– Случилось, – сказал я. – Извини, но не имею права раскрыть тебе подробности.

– Убийство?

– Убийство.

– Скажи мне прямо, кого из моих ты подозреваешь, и я тебе сразу отвечу: мог он или нет… – горячо сказал Харольд, а потом добавил:

– Господи! Что я несу! Нет у меня таких, нет. За каждого из своих я головой ручаюсь.

– Понятно. А вообще много людей в твоем племени?

– Около сорока человек.

– Прилично. И за каждого ручаешься?

– Мы же не всех берем. Приходят люди – ой, возьмите, хочу быть викингом! Но мы сначала с человеком беседуем, смотрим, что ему интересно. Если ему интересно только по карельским камням скакать, то это не к нам…

– А к вам зачем приходят – бисером вышивать?

– И бисером тоже… в переносном смысле. Мы, конечно, ходим в походы, но главное – мы изучаем историю, саги, осваиваем ремесла. За каждым новичком закрепляем ветерана и принимаем в племя только после полугодичной стажировки… Вот так, Андрей.

А ты говоришь: жестокость!

– М да, звучит убедительно.

– А как же! У меня мальчишки романтики, умнички. У них глаза горят. Они в бой рвутся. Но в бой честный и справедливый.

А ты говоришь: убийство.

Я отдавал себе отчет, что Игорь Харольд, конунг «викингов», человек увлеченный, склонен идеализировать своих соратников.