«Что? — на миг его способности перестали работать, хотя утром он проверял их, пока лежал в удобной свежей постели. Он замер, опустил голову и смотрел на сапожки девушки. — Бэннон любит необычную обувь, и ее служанки такие», — он медленно покачал головой.

— Ах. Нельзя мешкать. Я должен…

— ПРОЧЬ! — раздался крик с лестницы, ведущей в комнаты мисс Бэннон. Голос Микала сотряс дом, но не так, как гнев мисс Бэннон.

Мадам Нойон поспешила вниз, белая и трясущаяся. Она лепетала на французском, а Гораций и светловолосая Бриджет за ней — на неразборчивом английском, и он не сразу понял, что происходило.

Щит грубо выгнал их из комнат госпожи. Пока Клэр отдыхал, мисс Бэннон заболела, она пережила волдыри, и теперь ее мучили конвульсии.

«Поздно», — боль в груди была не ангиной, а… чем-то еще.

У него не было времени думать об источнике. Клэр помчался в мастерскую.

* * *

Запах был ужасным. Он вошел в комнату и обрадовался, что ничего не ел, ведь даже железное пищеварение ментата не пережило болезнь так хорошо.

Было темно, он скользил на засохших жидкостях на полу. Как они тут работали?

Он нашел стол, скользя. Его бедро ударило стол, что-то упало и разбилось. Может, куски костного мозга с чумой, но ему было все равно.

Он открыл ящик, нашел шкатулку. Он выругался, как не стоило говорить джентльмену, и порылся глубже, но его чувствительные пальцы находили только дерево, пыль, шкатулку коки.

Флаконы, что он спрятал там и в пиджаке… пропали.

Он резко повернулся и бросил шкатулку. Ее грохот был не слышен из-за его вопля.

Это не был всхлип. Ментаты не сдавались так сильно чувствам. Чувства тщательно изучались и убирались.

Он сглотнул что-то со вкусом меди. Он на слабых ногах пошел к двери. Он пошел по дому, нашел зал с собравшимися слугами. Людовико тоже был там, опирался на Гилберна, осунувшийся и потный, он ругался на благородном итальянском. Он был бледен, щеки похудели так, что он напоминал скелет.

— Стрига, — шептал он, — demone maledetta, — а потом, — donna dolce, — и другие термины, что тронули бы, если бы Клэр задумался об этом.

Они собрались у лестницы, изгои, собранные мисс Бэннон, слуги тихо шумели, когда свет их ошейников тускнел. Клэр слепо прошел мимо них.

«Нет, прошу… Боже, не Эмма. Я думал, у нее иммунитет!».

— Щит, — прошептал Финч, схватив рукав Клэра. — Он вне себя. Он…

— Плевать, — почти нежно сказал Клэр и вырвался из его хватки. Он прижал ладонь к перилам, поднял ногу.

На половине пути он услышал ее затрудненное дыхание, тихие всхлипы от конвульсий. Коридор вытянулся, как в кошмарах, дом снова содрогнулся, холод растекся по доскам и камням, от фундамента до крыши. Дверь ее гардеробной была открыта, газовые лампы шипели. Ведьмин огонь в клетках из серебристого металла тускнел и тоже шипел, отливая красным, когда тускнели ошейники, становясь ярче вместе с ними.

«Она борется за жизнь, наша дорогая волшебница», — сухой звук вырвался из его горла. Точно смешок, никак иначе. Ментаты не плакали.

Другой звук — шуршание. Свет виднелся из-под двери спальни мисс Бэннон. Странный запах — дымный, словно от благовоний, но Клэр не знал такой вид. И сладость чумы Морриса, жгущей ее хрупкое тело.

Даже ее воля не могла подавить эту катастрофу. Колени Клэра ослабели. Он заставил ноги выпрямиться, оказался в ее гардеробной, но видел только желтый свет, что лился из-под бледного дерева.

Звук стал пронзающим, казалось, плоть отделалась от плоти, как у мясника.