И давай не будем о прошлом, расскажи лучше, как твоя «Золотая пуля»?
– Я там больше не работаю, – почему то сказала я и сама удивилась легкости, с которой эта ложь слетела с моих губ.
Мне показалось, что Бахтенко обрадовался этому известию. Он спрашивал, как давно и почему я ушла от Обнорского. К таким вопросам я была не готова и потому ограничилась туманной фразой – дескать, долгая история. Потом Женька поинтересовался тем, где я работаю теперь, и, услышав мое скорбное «нигде», стал приглашать меня в Бюро Региональных Расследований. Я обещала подумать над его предложением, звонить и не пропадать, после чего мы попрощались.
Уже положив трубку, я некоторое время сидела перед телефоном, силясь понять, зачем мне понадобилась ложь про «Золотую пулю». Резкий телефонный звонок вывел меня из состояния бесплодных размышлений: звонили, как всегда, Сашке.
* * *
На другой день в агентстве я собралась к Обнорскому, чтобы доложить свои соображения по Бурцеву. Шеф был занят, и, судя по возбужденным голосам, которые доносились из его кабинета, ему было явно не до Бурцева и тем более не до меня.
– Что нибудь случилось? – поинтересовалась я у Ксюши.
В ответ она неопределенно пожала плечами, продолжая стучать по клавиатуре компьютера. Здесь что то случалось почти каждый день, и за три года к этому следовало уже привыкнуть.
В отведенном для курения месте Агеева рассказывала б своей недавней поездке в Италию. Тонкий средиземноморский загар выгодно оттенял ее новый костюм. Марина Борисовна была сегодня удивительно красива. Но про Италию я уже слышала во всех подробностях и даже была посвящена в тайну маленького приключения из серии тех, которые Агеева называла «мои военные истории». Поэтому я отошла курить к другому окну в надежде увидеть Скрипку и сказать ему все, что я о нем думаю.
Он возник передо мной раньше, чем я успела придумать фразу, которая должна была сразить его наповал.
– Опять в неположенном месте куришь? – как ни в чем не бывало спросил Алексей.
– Да пошел ты! – огрызнулась я и подумала, что Скрипка все таки очень похож на бандита и что, если бы не предприимчивая Нонна Железняк, я бы села в машину к Модестову, внешность которого более соответствовала моим романтическим идеалам.
– Слушай, Горностаева, не заводись. Тут такое дело: Инге нужна помощь, ей угрожают, ее могут убить…
«И слава Богу», – подумала я.
Тут из кабинета выглянул Обнорский и сказал:
– Алексей, зайди ко мне срочно.
Рабочий день начался. Обычная суета, все, как всегда. Забегали репортеры, затрещали телефоны, пошла лента новостей. Без дела была я одна.
После истории с кассетой, которую я выкинула в Фонтанку, мое положение в «Золотой пуле» стало каким то неопределенным. Простить Глебу подлянку, которую он мне устроил тогда, было выше моих сил. Некоторое время мы с ним грызлись, как кошка с собакой, потом я перешла к репортерам, оттуда в отдел рекламы, но все это было не то, тоска по серьезной расследовательской работе давала себя знать. Я уже собралась было идти к Спозараннику и проситься обратно, но тут Обнорский поручил мне сбор материала для учебника по журналистским расследованиям, над которым работало агентство. Работать в библиотеке мне даже нравилось, во всяком случае, до тех пор, пока очередь не дошла до Бурцева.
Обнорский был все еще занят, и, чтобы скоротать время, я по обыкновению зашла к Агеевой. Марина Борисовна была в курсе моих любовных переживаний и по своему сочувствовала мне. Правда, смысл ее речей почему то сводился к тому, что в истории со Скрипкой я сама во всем виновата.
«Валюта, – говорила она. – Запомни: женщина – это царица. Если ты хочешь, чтобы мужчина замечал только тебя, необходимо следить за собой. |