Неоформленные, но смутно знакомые, словно всплывающие из неверной памяти. Вот девушка, похожая на Амалию Штеффель. Вот храбрый исправник из северного города. Вот черты лица сложились в нечто почти родное…
— Стоп! — раздраженно щелкнул пальцами Корсаков.
Тень повиновалась, вновь застыв неопределенным парящим маревом.
— Ты не по мою душу сюда явилась, так что можешь не стараться, — продолжил Владимир. — Все равно прицепиться ко мне не удастся. Это место занято.
Где-то в районе сердца шевельнулся комок липкой тьмы, а в ушах тихим эхом раздались отголоски чужого злого смеха.
Корсакову пришлось приложить усилия, чтобы отогнать эти чувства прочь и продолжить:
— Позволь вопрос? Как тебя именовать?
Тень не шевелилась, не подавала ни малейшего знака, что она слышит Владимира.
— Мои предки звали тебя «навью», — все же принялся разглагольствовать Корсаков. — Греки, со свойственным им пафосом, сделали тебя богиней и дали имя Ойзис. У римлян таких как ты называли «Мизерией». Но ведь мы оба знаем, что это все не о тебе. Ты просто паразит, нашедший лазейку из своего мрачного уголка вселенной и решивший поживиться свеженькой добычей, так?
Тень трепыхнулась, но осталась на месте.
— Зачем я вообще разглагольствую? — задумчиво вопросил Владимир. — Ты же меня не слышишь и не понимаешь. У тебя вообще нет ни чувств, ни разума. Ты просто пытаешься ко мне подступиться — и не видишь, как бы это сделать. Предлагать тебе убраться восвояси по собственной воле бесполезно. Придется изгонять.
Он поднялся в полный рост, упер в пол кончик трости и ухмыльнулся:
— Постарайся не стоять над душой и не говорить ничего под руку. Я бы хотел управиться пораньше и наконец-то немного поспать.
X
— И все? — пораженно откинулся на спинку кресла Постольский, явившийся к Корсакову на следующее утро.
— Э, нет, не надо приуменьшать затраченных мною усилий, — погрозил ему пальцем Владимир и отпил крепкого черного кофе из фарфоровой чашки. — И противника недооценивать тоже не стоит. Если бы вместо меня оно столкнулось с Милосердовым и его дочерью, они были бы уже мертвы.
— Кстати, где они? — спросил Павел.
— Я их отпустил, — ответил Корсаков. — У него тетка живет где-то рядом с Белоостровом, порекомендовал пару дней пожить у нее, прежде чем возвращаться к себе. Запас благовонных свечей выдал. Но это так, предосторожность. К нему присосался один конкретный паразит, а его отправил восвояси. И дверь надежно прикрыл.
— Но что же он все-таки видел? Неужели действительно дух жены?
— Нет, в этом я уверен. А что касается природы этих существ… Ты же принес то, что я просил?
Вместо ответа Постольский молча протянул ему тонкую папку. Всю вторую половину вчерашнего дня жандармы и полиция, повинуясь приказу главы шестой экспедиции, опрашивали бывших клиентов Трутнева или их близких. Результаты бесед пришли поздно и полночи у Павла ушло на то, чтобы их аккуратно оформить и подготовить для друга. Владимир открыл папку и, в очередной раз, поразился:
— Какой у тебя, все-таки, аккуратный почерк, право слово! Аж завидно становится! А теперь — сиди молча и не мешай.
— И в мыслях не было, — фыркнул Павел
Корсаков нацепил очки погрузился в изучение заметок поручика. Закончив читать, он откладывал каждый лист в одну из двух стопок на кофейном столике. Спустя полчаса папка опустела, а Владимир вздохнул и устало помассировал переносицу.
— Нашел, что искал? — поинтересовался Постольский. |