Это даже не из моего района. Эти то, видишь, в районе площади Мужества попались, а я совершенно в другом конце города живу.
– Я читала, сексуальные маньяки не ограничивают поле своей деятельности одним районом. Доберется он и до твоей окраины.
– А вдруг нет?
– Ой, Железняк, удивляюсь я твоей беспечности! Вот вспомнишь когда нибудь мои слова.
Мы с Мариной Борисовной дошли до кабинета Каширина.
– А тебе туда зачем? – подозрительно спросила Агеева.
– Да так, Спозаранник просил один адресок узнать, – равнодушно ответила я.
– Что с тобой, Родион?! – воскликнули мы с Мариной Борисовной в один голос.
В кабинете информационного обеспечения что то произошло. Шаховский, Лукошкина и Гвичия стояли и внимательно смотрели на Каширина. Чрезвычайно бледный Каширин сидел на стуле и испуганно смотрел на Зураба.
– Я выпил отраву, – скорбно сообщил Каширин.
– Не отраву, а удобрения, – возразила Лукошкина, – нечего было хватать кружку без спросу. Я ее специально на окно поставила, чтоб цветы полить.
– Нечего было отраву вместо кофе наливать. Мне пить захотелось, вот и взял. Хоть бы записку написала.
– Если ты выпил удобрения, то, значит, скоро у тебя чего нибудь вырастет.
Рога, например. Или корни пустишь, – диагностировал Шаховский.
– Что ты ржешь? А если у меня отравление? Надо промывание делать!
– Лучше клизму, ха ха.
– Родион, я, может быть, не вовремя, но пока ты не помер, пробей ка мне одного паренька, Сой его фамилия. Мне адрес нужен, – попросила я.
Каширин жалобно посмотрел на меня и медленно, походкой раненого партизана, подошел к компьютеру.
– Тебе какого? Соя Илью Поликарповича, тысяча девятьсот второго года рождения, или посвежее, Соя Илью Валерьевича, тысяча девятьсот восемьдесят второго года рождения? Рекомендую последнего.
– Да, скорее всего, это он. Где он живет?
– На Коломенской, дом двадцать, квартира сто тридцать.
– Спасибо. Слушай, тебе надо для нейтрализации действия отравы соды выпить, – решила я в благодарность помочь Каширину советом.
– У меня есть, я сейчас принесу. – Лукошкина выбежала за дверь.
Сода была доставлена, и Каширин, брезгливо держа двумя пальцами стакан с шипящим зельем, быстро выпил.
– Ну что? полюбопытствовал Зураб.
– Ничего. Кажется, нейтрализуется… – Родион прислушался к себе. Внезапно он посинел и кинулся вон из кабинета.
– Куда это он пошел? – обеспокоился Зураб.
– Ну ладно, я тоже пойду, – заторопился Шаховский.
– Ой, да мне же в суд надо, – сказала Лукошкина.
Зураб вышел из отдела информационного обеспечения молча. Никто не хотел показывать свою причастность к отравлению Каширина. Обнорский за это по головке не погладит – и так мало сотрудников в Агентстве осталось. С места преступления быстренько свалили и мы с Мариной Борисовной.
Через полчаса Каширин вылез из туалета живой и бледный.
***
Жил тщательно скрываемый следователем мальчик Сой в самом отвратительном подъезде из всех, которые мне довелось увидеть за всю свою жизнь. А их мне пришлось увидеть немало. А вдруг и сам призывник Илья окажется под стать своему подъезду? Зачем тогда этому засранцу косить от армии?
Дверь в квартиру распахнулась после десятого звонка.
– Залетай, че в дверях стоишь, – широким жестом странное существо в трусах пригласило войти, – и что так рано приспичило?
– Ты кто? – вырвалось у меня. Уж больно необычен был гостеприимный хозяин квартиры: худющий, как жертва концлагеря, он едва держался на ногах, черные всклокоченные волосы скрывали человеческие черты лица. |