— А потом? В среду утром у мистера Чепмена все было готово. История с привидением распространилась с быстротой молнии. Чепмен приехал сюда и чуть не довел до исступления бедного Колина намеками на привидения. От какого замечания пришел в ярость Колин? На что он ответил: «Это уж слишком»? После чего поклялся, что будет спать в башне? После лукавого, коварного замечания мистера Чепмена о том, что «это странный край и странный дом, и, скажу честно, я бы не хотел провести ночь в той комнате».

— Для него было совершенно необходимо, — продолжал Фелл, — добиться, чтобы Колин спал в башне. Разумеется, отравить сухим льдом можно где угодно, но Чепмен не мог проникнуть куда угодно. Все должно было произойти в башне, куда со двора мог войти каждый. Прежде чем Колин распрощался со всеми и поднялся по лестнице, Чепмен мог спокойно поставить ящик с сухим льдом и исчезнуть. До этого Чепмен, однако, не должен был ни на минуту дать повод для подозрения, что имеет хоть малейшее понятие о том, как умер Энгус. Он обязан был делать вид, что так же сбит с толку, как и все остальные, должен был настаивать на том, что, по его мнению, речь может идти только о самоубийстве — и он действительно отлично сыграл эту роль. Естественно, пока он не мог допустить какого-либо упоминания о сухом льде. Пока — иначе не удалось бы заманить Колина в башню. И он продолжал утверждать, что Энгус покончил с собой, выбросившись из окна без всякой причины, или уж если причина существовала, то это могло быть лишь что-то роковое и ужасное. Так путались бы карты до тех пор, пока не удалось убрать с пути Колина. Вот тогда наступила бы полнейшая ясность. Колина нашли бы мертвым и установили, что причина смерти — отравление углекислым газом. Все немедленно вспомнили бы о сухом льде, а если бы никто не подумал, наш гениальный друг сообразил бы сам: ударил себя по лбу и заявил, что, разумеется, это было убийство и страховку, конечно, надо выплатить, и где этот проклятый Алек Форбс, который, вне всяких сомнений, виноват во всем? Поэтому немедленно, еще в ту же ночь, когда умрет Колин, следовало избавиться от Алека Форбса.

Трубка Фелла погасла. Он положил ее в карман и, засунув большой палец в вырез жилета, холодно посмотрел на Чепмена.

Алистер Данкен пару раз сглотнул слюну, его кадык ходил взад-вперед по длинной шее.

— Вы… вы можете все это доказать? — тихо спросил адвокат.

— Поскольку я могу подтвердить, что Форбс был убит, — сказал Фелл, — других доказательств мне не нужно. Когда человека ведут на виселицу, ему безразлично — повесят его за одно убийство или за два. Правда, Чепмен?

Чепмен немного пришел в себя.

— Ну, возможно, я пару раз разговаривал с Форбсом, — начал он слабым хриплым голосом.

— Еще бы! — воскликнул Фелл. — И даже очень заботились, чтобы никто об этом не знал! Только было уже поздно. До определенного момента ваш план был безупречен. Вы знали, что Энгус Кемпбелл в действительности покончил с собой и, если заподозрят убийство, единственный, на кого падет подозрение, — как раз вы. Я склонен думать, что на ту ночь, когда умер Энгус, у вас заготовлено безупречное алиби.