Изменить размер шрифта - +
Из толпы зевак за оцеплением на меня оторопело уставился Володя Соболин… Сто пудов, Володя, сто пудов… Жди приказ… если, конечно, мистер Паук не очень голоден и не надумает приготовить из меня ужин.

Я шагнул со ступеньки на асфальт.

В спину мне смотрели мои коллеги журналисты – офицеры «Града». Я пошел к старинной петербургской арке.

К одной из тысяч петербургских арок, которые так хорошо выглядят в кино и так непрезентабельно в натуре. Вперед, журналюга! Тебя ждет изысканная компания Паука, Оборотня и Мерзавца… нет, Негодяя. А мне они уже присвоили прозвище Урод… Мило, очень мило.

Позвольте представиться: Урод… оч ч… приятно… Урод… оч ч приятно.

Я шел по выщербленному асфальту, и арка эхом повторяла мои шаги… шлеп да шлеп… Урод идет брать интервью у сироток, усыновленных дьяволом. В заключении психиатра, проводившего экспертизу Смирнова Козырева, идейного лидера сироток, написано: «У него не сформировано представление о ценности жизни как собственной, так и чужой. Другие воспринимаются функционально, как объекты для удовлетворения собственных импульсов и влечений. Представления об общечеловеческих ценностях не сформированы».

Интересно, насколько сильно «усыновленные» отличаются от своего лидера?… Я вспомнил крик женщины, которую «пощекотали»… Наверно, они отличаются не очень сильно.

Я вышел из под арки. Передо мной лежал двор колодец. Такой же, как тысячи других дворов, романтичных в кино и не особо приглядных в жизни. «Второй подъезд справа, – сказал офицер »градовец", – третий этаж". Я поднял взгляд.

В щели между шторами белело лицо. Кого: Паука? Оборотня? Негодяя?

– Вы можете отказаться, Андрей, – сказал Костин. – Дело далеко не безопасное, и мы не имеем права вас использовать помимо вашего желания. Подумайте… никто вас не осудит.

– Пойду, Игорь Иваныч… познакомлюсь с сиротками.

– Вы понимаете, что, как только вы окажетесь внутри, мы уже ничем не сможем вам помочь?

– Понимаю. Но я, знаете ли, любопытен без меры. Схожу – познакомлюсь.

– Ну… удачи тебе.

Я пересек двор. У дверей на стене висела табличка: «Клиника профессора Болотовского». И другая, поменьше – «Клиника: третий этаж»… Зрасьте, я к профессору. Нервишки у меня, знаете ли… – А профессор, голубчик, занят. Вас примет его ассистент Паук. Как вас представить? – Скажите, пришел Урод. – Очч, оч ч приятно, господин Урод.

Я взялся за ручку двери… заскрипела пружина. И я вошел в подъезд. Ступеньки… почтовые ящики… Двое мужчин в штатском, еще двое в бронежилетах и шлемах…

– Третий этаж, – сказал мне мужчина в штатском.

– Знаю, – ответил я.

Ступеньки… Удачи – шепот в спину… ступеньки. Пятьдесят две ступеньки широкой просторной лестницы. Площадка третьего этажа. Стальная дверь с телекамерой и сияющей табличкой: «Клиника профессора Болотовского». Камера смотрела сверху сине фиолетовым зрачком, белым от ненависти сетчатым паучьим глазом…

Паук растопырил мохнатые мускулистые лапы, прильнул к микроскопу и стал пристально изучать урода. Как там называется наука, изучающая уродства?

Кажется – тератология…

– Раздевайся, – сказал Паук Уроду.

И я начал раздеваться. Наверно, это выглядело дико: взрослый человек раздевается посреди лестничной площадки, складывает на пол одежду.

– Штаны тоже снимай.

Я пожал плечами и снял джинсы. Теперь я остался в трусах, носках и часах – гардеробчик!…

– Сейчас я открою дверь, – сказал Паук в переговорное устройство.

Быстрый переход