Господин Шу-Суэн Барроэс считал господина Ошеа преступником и убийцей, на совести у которого было много чего, и к тому же – угрожающим его собственной жизни. И господин Шу-Суэн Барроэс, в девичестве – Лагаши, умирает. Можем ли мы предположить, что его подозрения относительно господина Ошеа были справедливы? Нет, ибо господин Ошеа не является ни негодяем, ни, тем более, убийцей. Мало того, господин Ошеа ни в чем не конкурирует с господином Шу-Суэном! Господин Ошеа – старый и очень больной человек, знать не знающий ни о господине Барроэсе-Лагаши, ни о его ненависти. Господин Ошеа мирно доживает немногие оставшиеся ему дни в приюте для престарелых, в Доме призрения, открытом жрецами не кого-нибудь, а страшной Эрешкигаль… Интересно, на кой это им?.. Ну, неважно. Так что я хочу сказать, Умник? А хочу я сказать, что я бы понял, если бы умер господин Ошеа. И ты бы это понял, верно? Поскольку господин Барроэс его ненавидел смертельно и мечтал свести с ним счеты. Предметы, принесенные нам вдовою покойного, являются предметами, необходимыми для обращения к Высшему Судье праведному, – Ницан загнул один палец. – Это раз. Далее. Что этот обряд совершал лично покойный. Два. Что обряд имел отношение к господину Ошеа. Три. И что в результате этого обряда, господин Ошеа должен был получить к своему имени прилагательное «покойный». Четыре. А на самом деле, в результате всех этих действий… – Ницан растопырил пальцы. – В результате, говорю, всех этих действий состояние господина Ошеа ничуть не изменилось по сравнению с тем, в каком он находился десять лет назад, а вот тело господина Шу-Суэна Барроэса покоится в фамильном склепе на восточной окраине Города Мертвых, в квартале Волшебной Травы Энки… С другой стороны, никаких следов насильственной смерти не установили ни персональный целитель Иштари-Каан, ни мой друг Лугальбанда… И возникает вопрос: какого черта мне не спится?!
Ницан раздраженно проглотил очередную порцию спиртного – на этот раз тяжелого аккадского муската, слишком сладкого, но источающего поистине божественный аромат.
Но сыщик недолго смаковал вкус муската. Что-то смутно забрезжило в его сознании, словно последние его слова содержали ключ к загадке.
Или, во всяком случае, один из ключей.
– Спится… – вполголоса повторил он. – Спится – не спится. Мне не спится, а, например, Лугальбанде – спится. И Ошеа Бен-Апсу… – тут он почувствовал, как по плечам его пробежал легкий озноб. Он даже протрезвел. Умник, чутко реагировавший на состояние своего хозяина, тут же поднес ему глиняную кружку с крепчайшим «Венком Ниппура».
Ницан сделал глоток – и даже не почувствовал крепости. И не потому, что коварный Лугальбанда вновь наложил заклятье на потребляемые им напитки. Просто ему вдруг показалось, что отдельные части головоломки начали складываться воедино. Нет, пока что общие очертания были достаточно туманны, а в самом центре причудливой картины зияло белое пятно.
Но…
– Нет, – сказал он после короткого раздумья и вздохнул. – Нет, Умник, так у нас ничего не получится. Давай-ка представим себя на месте… мм… на месте Высшего Судьи праведного, а?
Умник испуганно прижал уши и энергично замотал головой.
– Что? – хмуро вопросил Ницан. – Думаешь, не получится? А придется попробовать. Я буду Высшим Судьей праведным, а ты, стало быть, просителем-молебщиком. То есть, покойным господином Шу-Суэном. А господином Ошеа… – Ницан огляделся по сторонам. – А господином Ошеа будет у нас Красавчик. Он и правда ни черта не понимает в нашем деле. Итак, поехали! – сыщик удовлетворенно потер руки и грозно воззрился на демона. – Н-ну, смертный? Что побудило тебя прибегнуть к моей помощи? Валяй, – сказал он Умнику обычным голосом. |