Мейсон начал:
— Вы, Борден Финчли, сводный брат Гораса Шелби, обратились в суд с просьбой назначить вас опекуном над состоянием Гораса Шелби?
— Совершенно верно.
— Вы приехали к мистеру Шелби погостить?
— Да.
— Сколько времени вы у него гостите?
— Около шести месяцев.
— Другими словами, вы прожили здесь три месяца до того, как Дафния Шелби уехала в путешествие?
— Да.
— Кто в настоящее время находится в доме, мистер Финчли?
— Моя жена и Ральф Экветер.
— Ральф Экветер? — переспросил Мейсон с притворным удивлением. — Разве Ральф Экветер — родственник мистера Шелби?
— Нет.
— В таком случае, его близкий друг?
— Да, он близкий друг, только не Гораса Шелби, а мой. Он приехал на Тихоокеанское побережье вместе с нами. Собственно, мы путешествовали в его машине.
— И вы все вместе остановились у Гораса Шелби?
— Да, хотели просто навестить Гораса, но, когда заметили, что он умственно слабеет, нам пришлось задержаться, чтобы оказать ему помощь.
— И Ральф Экветер помогал вам разбираться в положении вещей?
— Он прибыл вместе с нами, мы, как уже было сказано, путешествовали в его машине. Нам было просто неудобно отослать его. Он со своей стороны проявил деликатность, не бросил нас в трудную минуту, когда события приближались к кульминационному моменту.
— Кульминационным вы называете, очевидно, тот момент, когда вам удалось убрать с дороги Дафнию Шелби и прибрать к рукам деньги брата?
— Я вовсе не это имел в виду. Я говорил о том, что Ральф Экветер, как настоящий друг, не посчитался с собственными планами и согласился остаться со мной, пока положение не прояснится.
— Что вы называете прояснением положения?
— Пока мой брат не освободится от вредного влияния юной особы, которая, пустив в ход все свои чары, сначала стала распоряжаться всеми его делами, а затем заставила послать на ее имя чек на сто двадцать пять тысяч долларов, которые она должна была получить и передать своему поверенному, так, чтобы их никто не смог найти.
— Понятно, — наклонил голову Мейсон. — Вы узнали про это письмо?
— Я знал про него.
— Каким образом?
— Видел письмо до того, как оно было отправлено.
— Где вы его видели?
— На письменном столе брата.
— Вы подумали, что письмо адресовано вам?
— Нет, этого я не думал.
— Знали ли вы, кому оно было адресовано?
— Совершенно точно.
— И однако вы его прочли?
Вопрос Мейсона прозвучал так недоуменно, как будто чтение чужих писем является одним из тягчайших преступлений.
— Да, прочел! — рявкнул Финчли. — Сначала прочел сам, а потом позвал жену. Она тоже видела чек на сто двадцать пять тысяч, который должен был уйти вместе с письмом, и вот тут‑то я окончательно решил, что нельзя позволять совершенно чужому человеку разбазаривать состояние брата.
— Совершенно чужому человеку? Вы имеете в виду мисс Дафнию Шелби, его племянницу?
— Я имею в виду Дафнию Раймонд, которая неизвестно почему именуется Дафнией Шелби и представляется администрации банка и всем деловым знакомым Гораса Шелби его племянницей. В действительности же она дочь его домоправительницы и не состоит в родстве с моим братом.
Мейсон, ветеран судебных боев, ухитрился ничем не проявить своего изумления. Он просто улыбнулся и спросил:
— Полагаю, вы неоднократно слышали, как ваш сводный брат называл мисс Дафнию своей племянницей?
— Слышал, — угрюмо ответил Финчли, — и при этом каждый раз думал, что это лишний раз подтверждает слабоумие Гораса и что льстивые речи и лицемерие этой молодой особы не пропали даром. |