Богдан вздохнул. В словах Великого мужа был определенный смысл. Может, и впрямь лучше не дразнить судьбу.

    – Хоть научились заклятых на подчинение из опиявленного состояния выводить, но…

    – Вот и Баг мне давеча сказывал, что соседа его, уж на что он разумение потерял, за истекшие месяцы совершенно образумили! – обрадовавшись поводу сменить тему, подхватил Богдан.

    – Да, кого удалось вовремя в лечебницу управления доставить, те возвращены к полноценной жизни, – кивнул Раби. – А все ж таки долго еще от собственной тени шарахаться будем. Потому как, во-первых, не всех нашли, а во-вторых… сложное это все дело. Курить-то я так и не начал с той поры! Стало быть, какое-то воздействие сохраняется! Поверишь ли – даже запаха табачного до сих пор не переношу! И вот кстати…

    Богдан не раз слыхивал подобные “кстати” и уж догадался, что многоопытный дафу< Великий муж (дафу) – так спокон веку называлась в Китае должность начальника Цензората. > не случайно уделил столько внимания этой теме. Не стал бы он углубляться в воспоминания и излишний разговор о собственных подноготных немощах пресек, ежели бы не имел неких сугубо деловых оснований.

    – Твой первый рабочий день нынче, – сказал Мокий Нилович, – после отпуска-то. Вот и входи в дела помаленьку. Хочу тебе поручить одну жмеринку… безобидную, но странную какую-то. Нелепую.

    Богдан подобрался.

    – Слушаю, Мокий Ниловнч, – сказал он.

    – Долго языком молоть не стану. Незачем это, да и не в характере… Материалы посмотришь у себя, не так их много, и поручаю я тебе это скорей для разгона после долгого простоя. Это не Асланiв какой-нибудь, тут все люди утонченные, трепетные, и ни к каким активным действиям не склонные. А может, и неспособные к оным по роду основных занятий своих. И ты человек душевный, тебе с этой публикой как раз будет с руки разбираться. Безопасно. Спокойно. Но…

    – Да не томите, Раби Нилыч! – не выдержал Богдан.

    – Газет ты там, на Соловках, естественно, не читывал, в сеть не хаживал…

    – Телевизор не сматривал, – в тон начальнику добавил Богдан.

    – Не так давно, седмицу назад… буквально в один день вышли два романа литературных. Оба на одну тему. Про Крякутного и его отказ от исследований, из-за коего мы в столь беспомощном положении летом-то пред розовыми пиявицами очутились…

    – Так уж и про Крякутного?

    – Ну, произведения-то художественные, там фамилии все заменены, но понять можно. И самое смешное, что по фактам и сюжету все один к одному, только продолжение выдуманное в одном произведении – будто Крякутной герой, мол, святой праведник, а в другом – будто он чуть ли не изменник государственный.

    – Пресвятая Богородица…

    – И теперь писатели, авторы сих произведений, друг дружке в вороты халатов вцепляются и обвиняют один другого в так называемом плагиате. Надо разобраться, Богдан. Тонко так, уважительно… как ты умеешь.

    – Понятно… – с ощутимой толикой уныния протянул Богдан.

    – Однако ж тут еще одна закавыка, – поморщившись, проговорил Раби Нилыч. – Писали-то они, факты не с кустов собирая.