В начале девятого пришел главный расследователь агентства Спозаранник, который всегда зачем то приходит на работу рано. И тут же скривил лицо от запаха. Я сказал ему:

– Однажды у моего знакомого, кстати, журналиста, тоже прорвало какую то трубу. Наверное, фановую, потому что от нее немножко пахло. Он не стал ее чинить. Его жена не выдержала и съехала к маме. А он остался. Он говорил, что запах и отсутствие жены напоминают ему отдых на сероводородных источниках. Тогда он писал по заказу какой то фирмы сценарии рекламных роликов. И что ты думаешь, эти ролики идут в телевизоре по сей день.

– И что было потом?

– Потом, Глеб Егорович, было неинтересно. Вернулась жена с сантехником. И больше вдохновение его не посещало.

Спозаранник сказал, что запах сероводорода на него действует не столь положительно и что он пошел домой, но загубленный рабочий день останется на моей совести. И хорошо бы компенсировать его, Спозаранника, потери из моей зарплаты. Об этой своей идее, сказал Спозаранник, он не замедлит известить шефа на ближайшей планерке.

Потом позвонил Обнорский.

– Леха, – сказал он, – я по дороге в Финляндию. Еду на конгресс расследователей неприсоединившихся стран. Слушай, тут должен подойти один профессор. Он со мной договорился о встрече. По моему, хочет заказать нам какое то расследование. Пообщайся с ним, пожалуйста.

2

Беседовать с профессором в агентстве я не решился. Может, у профессора какая аллергия на запахи? И мы с ним поехали пить пиво в «Невский Палас».

Профессор мне понравился. Он был еще далеко не стар. Средней упитанности. Одет в хорошо сшитый костюм. Мне показалось, что особую пикантность внешности профессора придает единственная седая прядь на прочем черном фоне. Кроме того, у него был хороший галстук. Долларов за сто. А как учили меня некоторые мои знакомые, главное в мужчине – это галстук. Все остальное он может просто не надевать.

Мы заняли столик у окна. Мне показалось, что профессор немного подозрительно смотрит на меня. Утром я надел какие то выцветшие штаны и футболку с небольшим пятном на животе. Может быть, в сочетании с моей короткой стрижкой и золотой цепочкой на шее это произвело на профессора какое то ложное впечатление. Но я не стал выяснять – какое. К тому же профессор заговорил:

– Обнорский сказал, что вас зовут Алексей Алексеевич и я могу решить с вами все интересующие меня вопросы. А должность у вас не подскажете какая?

– Фамилия моя Скрипка. Я заместитель директора агентства.

– Вы журналист?

– Я работал журналистом в газетах и на радио. Теперь у меня несколько более широкие функции.

– Откуда у вас такая фамилия? – спросил профессор.

– Говорят, что на самом деле фамилия у моего деда была Виолончель, но потом дед поменял ее на более короткую и демократическую, – сообщил ему я. – А вы о себе не расскажете?

– Вот моя карточка.

На простой белой визитке было написано: «Заслонов Виктор Вениаминович. Профессор». Ни телефона, ни адреса, ни названия фирмы.

– А на чем вы специализируетесь? – спросил я.

– Я на многом специализируюсь, – улыбнулся профессор. – Как то даже участвовал в открытии сто четырнадцатого элемента таблицы Менделеева.

– Так вы химик, – порадовался я. – Вот у меня была приятельница, так она приходила в экстаз от лакмусовых бумажек. Знаете, опускаешь ее в стаканчик, а она уже зелененькая. Моя приятельница таких бумажек изводила в день по сотне…

– Давайте к делу, – зачем то оборвал меня профессор. – У меня кроме научных интересов есть и коммерческие. Существует некая фирма, которая торгует лесом. Все абсолютно законно.