– Так они моего священника подозревают?

– Да в общем то нет. Они всех подозревают. То есть никого.

22

Мы опять собрались у Обнорского. Я сказал:

– Один мой приятель как то сообщил своим знакомым, в том числе и мне, что не прочь был бы завести кошечку или котика. А дело было перед Новым годом. И вот на Новый год ему подарили двух кошечек. И одного котика. Только я ему кошку не дарил, потому что знал, что до добра это не доведет. Потом эти кошки как то на удивление быстро выросли. И – что вы думаете – стали плодиться и размножаться. А он человек добрый и не может с ними не по – христиански…

– Алексей, давай по делу, – сказал мне Обнорский.

– Так я исключительно по делу. Убийцы у нас плодятся прямо на глазах. Уже имеется три железные версии. Первая: убийца профессора – его зять, и все, что сказано им на пленке, – правда. Мотив – личные неприязненные отношения, усиленные нехваткой денег и пропажей какого то пакета.

– Версия вторая, – продолжал я, – профессора убила его новая фиктивная жена, которую подослали к профессору некие криминальные элементы. А убила она его потому, что он стал уже не нужен. К тому же и дела его фирмы стали в последнее время идти хуже. Конечно, убивала, наверное, не она сама, а кто то другой, но сути дела это не меняет.

– Версия третья, – закончил я. – Священник. Он вместе с профессором стащил из монастыря жутко дорогую икону. Икона, кстати, по размерам небольшая. Затем профессор обманул священника, взял икону и скрылся в Петербурге. Икону он положил в пакет и спрятал в квартире своей дочери. Но священник профессора нашел – и убил. И теперь душа отца Николая попадет в ад. У меня все. Теперь нужны руководящие указания – что делать дальше.

Обнорский задумался.

– Указания, – сказал он через некоторое время, – будут следующие. Мы прекращаем заниматься расследованием этого дела. Два трупа уже есть. Личности по этому делу оказываются все какие то малоприятные. И я не хочу, чтобы трупы появились среди наших ребят. В общем, дело закрываем. Все пишут отчеты. Скрипка сводит их в один. Потом один экземпляр отдадим следователю, который ведет дело об убийстве профессора. Один экземпляр пошлем финнам, которые интересовались смертью Засло нова. Если отчет их заинтересует, они нам что нибудь заплатят. Если нет – значит, нет. Да, Зудинцев пусть продолжает контакты с оперативниками, которые работают по этому делу, – чтобы мы просто были в курсе. А всем остальным профессорского дела больше не касаться.

23

Это была сумасшедшая неделя. У Спозаранника из за какого то вируса полетела вся информация на компьютере, и он доводил меня до исступления своими криками о том, что потеряно все наработанное им за два года честным непосильным трудом. Горностаева категорически отказывалась курить в положенных местах и мыть за собой чашки после кофе.

Кресло Обнорского окончательно сломалось. Его пришлось отдать в ремонт. Теперь Обнорский сидел на простом деревянном стуле, и, наверное, от этого все его решения несли отрицательную энергию. Он требовал от всех заполнять какие то бессчетные отчеты, карточки учета, бланки и справки. Ощущение было такое, что мы все – работники образцово показательного паспортного стола.

В довершение всего Соболин разбил редакционную машину. При этом не как то по умному, а как кретин – просто вляпался в стенку. Видимо, пытался изобразить из себя крутого парня, но стенка оказалась круче. Ремонт грозил обойтись в тысячу долларов. Соболин кричал, что все отдаст из зарплаты, и одновременно просил длительной рассрочки.

В общем, поехал отдавать машину в ремонт я, потому что понял, что уже никому и ничего больше доверить не могу.

Именно там и тогда – в ремонтном боксе во время замены левого крыла и переднего бампера нашей шестерки – я и раскрыл дело профессора Заслонова.