|
Лишь убийце известны все подробности преступления. Ешьте, Эмиль Готье. Главное, не уподобляйтесь своему отцу он вот-вот грохнется в обморок. Альбер! В шкафу наверняка еще есть несколько бутылок вина. Ваше здоровье, молодой человек. И граф, улыбаясь, повернулся к Метейе, а тот вскочил как ошпаренный: - Сударь, мой адвокат... - Да сядьте вы! Какого черта! И не старайтесь нас убедить, что в ваши лета вы не понимаете шуток. Пока граф произносил эту тираду, Мегрэ не сводил с него глаз и отметил, что лоб его покрылся крупными каплями пота. - Никто из нас не стремится выглядеть лучше, чем он есть на самом деле, не так ли? Хорошо. Как я вижу, вы начинаете соображать, что к чему. Прошу вас, отведайте фруктов. Это так полезно для пищеварения... В комнате было невыносимо жарко, и Мегрэ на мгновение задумался, припоминая, кто же погасил электрические лампы? Ведь теперь горели лишь свечи на столе. - Ваш случай настолько прост, что даже неинтересно. Вы играли на редкость скучную роль - такую долго не выдержишь. В конце концов, вас внесли в завещание. Но точно так же в любой момент могли вычеркнуть. Однако случись внезапная смерть - и все было бы кончено. Вы обретете свободу. И сможете насладиться плодами своего... своей жертвы... Могу поспорить: вы собирались жениться на какой-нибудь девушке из ваших краев, которую давно держали на примете. - Позвольте! - попытался вмешаться адвокат, но это выглядело настолько комично, что Мегрэ не мог сдержать улыбки. - Заткнитесь! И пейте себе. Голос Сен-Фиакра звучал категорично. Несомненно, он был пьян. Он и говорил с тем красноречием пьяниц, в котором грубость соседствует с тонкостью и остроумием, а плавная и четкая речь то и дело сменяется несвязной скороговоркой. - А теперь мой черед. Граф подозвал Альбера. - Слушайте, старина, поднимитесь-ка наверх. Матери, наверное, не сладко там совсем одной. Мегрэ заметил, как слуга вопросительно глянул на старого Готье, и тот глазами сделал ему знак повиноваться. - Минуточку! Сначала подайте на стол бутылки. И виски тоже... Надеюсь, никто не стремится соблюдать этикет. Граф поглядел на часы. - Десять минут двенадцатого. Я так много говорю, господин кюре, что даже не слышал, как звонили церковные колокола. Но тут, заметив, что дворецкий, расставляя на столе новую партию бутылок, слегка передвинул револьвер, граф на мгновение отвлекся: - Осторожно, Альбер! Он должен лежать на равном расстоянии от каждого. Морис де Сен-Фиакр подождал, пока за слугой закроется дверь. - Ну вот, - как бы подводя итог, заметил он. - Теперь мой черед. Я не сообщу вам ничего нового, если скажу, что оказался совершенно никчемным человеком. Разве что за исключением тех лет, пока был жив отец. Но когда он умер, мне было всего семнадцать. К тому же у меня нет ни гроша. Это известно всем. Газеты пишут об этом почти в открытую. Необеспеченные чеки... Приходится регулярно обирать собственную мать... Я придумываю берлинскую историю с болезнью, чтобы вытянуть из нее несколько тысяч франков... Обратите внимание, в своем роде это тот же фокус с газетной вырезкой, только чуть помягче. Так как же обстоит дело? Деньги, которые должны достаться мне, расходуются на всяких подонков типа Метейе. |
