С Катей Загорской мы учились в одной школе — знакомы не были, но сталкивались на переменах.
— То есть ты увидела скальпированные трупы девочек в подвале и от страха потеряла память? — со скепсисом спросил Хатынский и почесал переносицу.
— Забыла, что было до этого, — подтвердила я. — С момента похищения — и до того, как фонарь злодея высветил из мрака тела девочек. Я не знала, что такое скальпирование, это мальчишки смотрели фильмы про индейцев, где отважные герои снимали скальпы с трупов своих врагов. Просто на черепах застыла кровавая корка… Прошу прощения за натуралистические подробности. Что было после этой вспышки, как раз помню. Металась по подвалу, выбежала на улицу, лес, дорога… Уже рассказывала, Виктор Анатольевич. Все это есть в материалах дела, нужно лишь сходить в архив. Не думаю, что его выбросили. Дело было громким. Все эти годы я помнила лишь то, что было ПОСЛЕ. Оттого мои показания неполные. В них не фигурировали трупы. И девочек продолжали искать, надеялись, что найдут живыми. В субботу я увидела перед собой скальпированный труп Дины Егоровой, и вся подвальная эпопея семнадцатилетней давности вспомнилась так, словно это было вчера. И такие же переживания я испытала, что и в тот раз — вы видели, в каком состоянии меня вели к машине.
— К психиатру тебе надо, Вахромеева, — проворчал Хатынский. — А не в милиции на ответственной должности работать.
— Может, и так, — допустила я. — Любому человеку, пережившему подобное, не помешает встретиться с психиатром. Можете ерничать и не верить мне, Виктор Анатольевич, но понимаете, я не сочиняю. И все мои воспоминания истинны.
Хатынский подскочил и в волнении забегал по кабинету. Он уже осознавал масштаб проблемы.
— Ладно, допустим, я тебе верю. Излагай свои соображения. С чем мы столкнулись?
— Семнадцать лет назад в Грибове орудовал маньяк-педофил, извращенец и серийный убийца. Понятия — иностранные, но что поделать, своих не придумали. Похищал, насиловал, убивал, снимал скальпы… Зачем делал последнее — не знаю, допустим, в качестве трофея или на добрую память. Или для чего-то их использовал. У него имелось безлюдное место, куда свозил своих жертв. Там насиловал их и убивал. Это могли быть подвалы заброшенных мастерских, складов, чего угодно. Место за пределами городской черты, что уменьшает вероятность случайных прохожих. Но город рядом. Именно там он похищал детей. Значит, имел транспорт. Меня он тоже похитил, используя при похищении машину. С перерывом в несколько дней он выкрал и умертвил Олю и Катю. Затем схватил меня. Но мне удалось бежать. Выручил милицейский патруль. Злодей сбежал в лесополосу. Со мной беседовали сотрудники милиции после того, как я пришла в себя. Но что я тогда помнила? Лишь завершающий этап своих мытарств — и никаких мертвых девочек. Связали ли милиционеры этот инцидент с пропажей Оли и Кати — даже не знаю. Я была ребенком.
— Что ты запомнила?
— Немногое. Даже сейчас внешность убийцы — в тумане. Мужчина, крепкий, среднего роста, голос грубоватый. Возможно, роль играл, а в жизни совсем другой. Подстраховывался — и оказалось, не напрасно. Свое лицо он ни разу не осветил. Помню запутанные лабиринты, подвалы, голые каменные стены, потеки. Какое-то оборудование под брезентом, цементный пол. Во дворе — штабеля бетонных блоков. Бежала влево, по диагонали — через лесополосу. Город, кажется, был слева. Вдоль дороги — плакат на столбиках, «Слава КПСС», или что-то в этом духе… Или еще ВКП(б) была? — я невольно задумалась.
— Твоя политическая безграмотность просто обезоруживает, — вздохнул Хатынский. — С 1952 года — КПСС. |