— Подвинься, столбовая дворянка, — пробурчал Шишковский, выбираясь на улицу.

Я машинально посторонилась.

— Почему дворянка?

— Потому что столбовая, — объяснил опер. — Болезнь есть такая, как раз про тебя.

Он похлопал по карманам, сунул в рот сигарету, стал ломать спички. Вроде спокойный был на вид, а пальцы дрожали. Он справился с огнем, жадно затянулся.

— Ты как, Вахромеева? Снова белый свет не мил? Требуется эвакуация?

— Лучше, чем в прошлый раз, Глеб. Обойдемся без эвакуации. Что по девочке?

Эксперты укрыли тело простыней — видимо, закончили предварительный осмотр. Пищала рация в милицейской машине, сотрудник вызывал спецтранспорт. Мимо прошел Туманов с непроницаемым лицом, сделал вид, что старшего лейтенанта Вахромеевой на свете не существует. Я тоже вышла из свинарника.

— Можем не париться с установлением личности, — мрачно поведал Шишковский. — Маша Усольцева, двенадцать лет, семья проживает над нами. Отца нет, бегает от алиментов, есть мать и бабушка, приличные люди. Бабушка до выхода на пенсию работала в ОТК на заводе, ее дочь преподает в школе, кажется, биологию. Вот же совпадение, едрить его… — сотрудник щелком отправил окурок в бурьян. — Вчера с работы поздно возвращался, Алевтина стояла у подъезда, в шаль куталась — Маша, говорит, задерживается. К однокласснице побежала в соседний квартал, да что-то не возвращается. И у одноклассницы нет телефона — не позвонить. А я, голова садовая, даже в ус не дунул, хоть бы что в башке щелкнуло… Всегда так думаешь: с кем-то другим случается, а с теми, кто рядом — просто невозможно… Да придет, говорю, куда денется, время еще детское — и в квартиру к себе побежал, Ленка как раз пирог испекла… Утром первым делом сводки посмотрел — Алевтина Усольцева в милицию прибегала, взволнованная очень — дочка так и не пришла. Приняли заявление, все-таки несовершеннолетний ребенок пропал… Как мне теперь в глаза Алевтине смотреть? Маша веселая была, смешливая, общительная, жила, радовалась жизни…

Подул ветер, зашелестели отсыхающие листья. Под лопаткой зачесалось — словно букашка под кофтой проползла. Внимание отвлек истошный собачий лай. Возбудилась вислоухая псина. Рыбак Гудков еще не убыл — затянулось составление протокола. Он держал свою питомицу на коротком поводке, а та вставала на дыбы, заливалась лаем. Причиной стала служебная овчарка, высадившаяся с кинологом из «буханки». Человек с собакой прошли по дорожке. Овчарка даже ухом не повела, лишь высокомерно покосилась на гавкающую дворнягу. Люди расступились. Одежды на трупе не было, окрестности тоже обыскали — ничего не нашли; кинолог дал понюхать собаке покрывало, приговаривал: «Ищи, Буян, ищи». Собака сорвалась с места, натянула поводок. Оба выбежали из свинарника, овчарка бороздила носом землю. Они исчезли в кустах, следом устремились два вооруженных милиционера.

— Ну-ну, — скептически пробормотал Мишка Хорунжев. — Впрочем, хрен его знает, подождем… Есть соображения, Маргарита Павловна? Сегодня вы с нами, это радует. Я тут подумал, когда Дину Егорову нашли: может, он специально убивает детей наших чиновников? Ну, недоволен властью, все такое, протест выражает в извращенной форме… Но Маша Усольцева… девочка из обычной семьи, даже неполной, жили от пенсии до зарплаты… Промазал, в общем.

Горбанюк закончил опрашивать рыболова, отпустил с миром. Собака благодарно лизнула ногу капитана, и оба двинулись по дорожке в обратную от реки сторону.