— Послушайте, а он правда работает в Генеральной прокуратуре? — осторожно спросил официант.

— Правда, — подтвердила я, машинально подставляя локоть, — мой коллега стал заваливаться. Боевой задор угас, наступал здоровый крепкий сон. — Так, — сказала я. — Все в порядке, граждане, ничего не произошло, инцидент исчерпан. У коллеги горе, он потерял близкого человека. Никаких жалоб — в противном случае я буду вынуждена принять меры. Мы договорились? А теперь помогите донести человека до машины.

— Ага, перебьется, — проворчал официант. — Он мне, значит, по челюсти, а я его до машины должен провожать?

— Конечно, поможем, — черненькая официантка отличалась сообразительностью, украдкой показала коллеге кулак. Действительно, кому нужны набеги ОБХСС? — Николай, сделай лицо попроще и помоги товарищам.

— А расплачиваться кто будет? — возмутилась вторая официантка — светленькая, а потому не очень сообразительная. — Он ел, пил, нанес материальный ущерб.

— Сколько? — вздохнула я.

— Шестнадцать рублей, — выпалила официантка.

— Сколько-сколько? — я прищурилась.

— Ну, извините, по прейскуранту, — блондинка задрала нос. — Два графина водки, порция яичницы, два разбитых бокала…

Устраивать разборки, очевидно, не стоило. Про ресторанные наценки в курсе все. Обшаривать карманы коллеги не хотелось. Я достала кошелек из сумочки. Заявленная сумма, как ни странно, нашлась. Последний рубль пришлось отсчитывать мелочью: пятаками и десятками. Официант поглядывал с презрением: нищета, дескать, а туда же. Это был неприятный момент в моей жизни. Меня слушались, но за спиной корчили рожи. Я первой вышла из ресторана, распахнула заднюю дверь. Бесчувственное тело грузили без всякого уважения — как мешок с капустой. Но иначе он бы и не вошел в автомобиль. Поначалу Туманов сопротивлялся, хватался за дверцу, требовал продолжения мероприятия. Он даже кобуру свою не снял! До стрельбы дело не дошло, я вовремя прекратила его потуги взяться за пистолет. Официанты захлопнули дверцу и поспешили убраться. А я села на водительское место и задумалась. Часы показывали начало двенадцатого. Ночь пришла. В городе — ни души. Только я… с обременением. Обернулась — за что я такое заслужила?! Уличный фонарь освещал моего незваного пассажира. Он свернулся на заднем сиденье, посапывал. Гостиница рядом, можно его оставить в фойе и сбежать. Но утром весь город будет в курсе и дойдет до руководства. А к вечеру — до краевого. Пока о его подвигах известно немногим. Фамилию дебошира не спрашивали, и имелся шанс все замять. Я завела машину, вывела ее из освещенной зоны и покатила домой…

Двор был пуст. К ночи похолодало, ветер обрабатывал содержимое мусорных баков. Я поставила машину у подъезда, чтобы не тратить лишнюю энергию, перетаскивая Туманова к дому. Это были непростые двадцать минут. Я проклинала свою мягкотелость, доброту, пагубную привычку помогать близким и дальним! Туманов не желал выходить из машины. Он был — ну просто никакой! Сначала я извлекла ноги, потом самого, подняла, придерживая за пояс. Качнулась земля. Я умоляла его хоть на минутку прийти в себя, сделать самостоятельно несколько шагов. Не понимаю, как добрались до лифта. Последний работал — слава труженикам коммунальных служб! На выходе он начал падать, но стена оказалась рядом. Пока я искала ключи, он несколько раз пытался упасть. Открыла, втолкнула в квартиру. Какое счастье, что никто из соседей этого не видел! Я облегченно перевела дыхание, включила свет. Что дальше? Туманов в расстегнутой куртке распростерся на пуфе, откинул голову на вешалку.