В спальне что-то заскрипело, донесся душераздирающий стон. Резко оборвался, настала тишина. Прошла минута, скрипнула половица. «Долгое включение», — догадалась я. Прошелестели шаги — товарищ посетил уборную, спустил воду. Набравшись смелости, вошел на кухню — мятый, всклокоченный. Обувь, куртку и пиджак я с него сняла — что потребовало дополнительных усилий. Он уставился на меня с каким-то щемящим изумлением, взор туманился. «Определенно, мы с вами где-то встречались», — подумала я. Он сделал еще два шага, споткнулся о табуретку, успел поймать ее в полете.

— Французская болезнь, — констатировала я. — Непошарам называется. Развивается у тех, кто с вечера не закусывал.

— Ты что здесь делаешь? — прохрипел Туманов. Вопрос поставил меня в тупик, я не придумала, что ответить. Он начал соображать, с ужасом смотрел по сторонам.

— Послушай, мы с тобой, что… спали?

Вопросы по утрам — это точно не его конек.

— Спали, — кивнула я, доставая из сушилки чашки. — Вернее, ты спал, а я не очень. Тебя рвало — я бегала с тазиками. Потом тебе приспичило уйти — причем босиком. Я отловила тебя в подъезде, вернула в кровать и какое-то время стояла на часах. Представь, какая выдалась ночка. А через полчаса на работу.

Он застонал, схватился за голову. Вдруг что-то вспомнил, покрылся «трупными» пятнами, куда-то побежал.

— Твой табельный на месте, — бросила я вдогонку. — Все в порядке, им вчера почти не пользовались.

Туманов вернулся, неуверенно взялся за косяк, переместился на табуретку. Но снова поднялся с обеспокоенным видом.

— Удостоверение тоже на месте, — сказала я. — Сядь, наконец, и не мельтеши. Без тебя голова кругом.

Он опустился на табуретку и стал ерошить слипшиеся волосы. Глазунья еще не подошла. Я поставила чайник на плиту — довести до нужной кондиции. Туманов растерянно озирался.

— Где твой муж? — он уставился на люстру, в которой перегорела лампочка. Видимо, память приоткрыла форточку.

— Уже говорила — не замужем.

— Но ты сомневалась…

— Хорошо, я и сейчас сомневаюсь, — допустила я. — Но этого человека в квартире нет, и петушиные бои сегодня не заказывали.

— Слушай, да что вчера было-то? — осторожно спросил Туманов. — Почему я у тебя в квартире и ни хрена не помню?

— Выпил мало, — объяснила я с металлическими нотками в голосе. — Выпил бы больше — все бы помнил. Моя версия такова. Ты убедился, что твоя сестра мертва — причем уже давно, и решил залить горе. Сразу уточню — я искренне тебе соболезную. Но вел ты себя по-свински. Начал пить еще в номере, потом душе захотелось простора, переместился в ресторан. Там набрался до свиней, почти не закусывая. Бил посуду, официанта… в общем, я пришла вовремя. Испорченный вечер для остальных посетителей заведения — это мелочи. Я тащила тебя через весь город — представь, какой это рабский труд. С тебя шестнадцать рублей, я не собираюсь оплачивать твои кутежи.

— Отдам, обещаю… — Туманов съежился.

Я положила ему на тарелку глазунью и себе немного, налила чай. Кофе в доме закончился, как и все остальное. Ткнула в плечо, выводя Туманова из оцепенения: ешь. Он послушно взялся за вилку, стал жевать, не понимая, что делает.