На вызов бросили весь оперативный отдел. Примчался Туманов на белых «Жигулях». И когда успел отремонтировать зеркало? Себя вот только не починил, был бледным, дерганым, смотрел на всех как волк. Я тоже приехала — Хатынский попросил. Думаю, в этом деле Виктору Анатольевичу требовался свой человек, а легкомысленным операм он не доверял. Все собрались на улице Лермонтова. Словно что-то чувствовали. С девочкой все могло быть в порядке — заблудилась, потерялась, сбежала из дома, поругавшись с пьяной матерью, уснула в каком-нибудь заброшенном доме…

Но ситуация возникала нестандартная. Получалось, Женечка вошла в дом… и пропала? Городским оперативникам помогали местные уполномоченные, бегал участковый. Это был двухэтажный старый дом с единственным подъездом. Четыре квартиры. Выход на чердак был заколочен, черный ход отсутствовал. Справа от лестницы на первом этаже имелась ниша, а в ней две двери, запертые на висячие замки. За первой дверью — подсобка, за второй — спуск в подвал. «Да все тут заперто, — проворчал участковый и подергал первую дверь. — Сто лет не открывали». Каждую квартиру в доме тщательно проверяли, опрашивали жильцов, интересовались, не будут ли граждане возражать, если милиция осмотрит жилище? Можно и ордер подождать, но кому в этом доме нужны проблемы? Проблемы не требовались. Гражданам нечего было скрывать. Чужую девочку никто не видел, в дверь не стучалась. Показывали фото: ее узнавали, да, бывает такая, с Наташкой играют, но не вчера. «Да ладно, — не верили опера. — Вошла в дом и исчезла?» «Значит, кто-то врет, — глубокомысленно изрек Хорунжев. — Может, через окно вылезла?» И смутился, когда товарищи стали дружно крутить пальцами у виска. В четвертой квартире заявляли категорически: Женечка вчера не приходила. В этом не сомневалась мать Наташи, работающая сегодня во вторую смену, это же подтверждала старенькая бабушка, резво бегающая по квартире. Самой Наташи не было — с утра на занятиях.

— А что случилось? — забеспокоилась женщина. Внезапно побледнела, прижала руку к груди.

— Бред какой-то, — ворчал Туманов, выслушивая доклады сотрудников. — Вы сами-то себя слышите? Где эти чертовы бабули, которые все видели?

Он лично опрашивал старушек — вывел их из квартир и подверг давлению. Видимо, похмелье входило в критическую фазу. Иногда он со злостью поглядывал в мою сторону: дескать, что на «съемочной площадке» делают посторонние? Я благоразумно помалкивала. Туманов был прав: хочешь добиться результата — сделай все сам. Старушки возмущались: они уже все рассказали. Не такие уж старушки, лет шестьдесят с небольшим. С глазами и головой все в порядке. Информация подтверждалась: девчонка в светло-бежевой куртке и с распущенными светлыми волосами вошла в дом.

— Так и запишите, товарищи милиционеры, — важно заявила одна из свидетельниц. — Нам скрывать нечего. До пенсии я в системе исправительных учреждений работала, женскую колонию в Пермском крае сторожила. Зрение и наблюдательность еще не разбазарила. Мартыновна в районной прокуратуре трудилась, тоже знает, что такое заведомо ложные показания… Ну, чего вы мне суете эту фотографию? Не первый раз ее видим. Мимо нас прошла — и туда. Дверью еще хлопнула — в окнах аж стекла зазвенели…

— Назад не выходила?

— Нет, — покачала головой свидетельница.