— Не верю, чтобы его никто не видел, — крякнул Горбанюк. — Он же не пустое место, не из воздуха сделан.

— Надо проверять, — согласился Туманов. — Опрашивать жильцов, возвращать им память. Работа предстоит колоссальная.

В подвал спустились эксперты. Охала Римма Высоцкая: что за ужасные ступени? Почему так глубоко? А ничего, что у нее клаустрофобия и весьма скромная зарплата? Посмеивался Владимир Александрович, помогая коллеге спуститься. Обнаружив внизу угрюмых оперативников, прекратил смеяться, расстроился.

— Снова вы? Да еще и в полном составе, включая высоких краевых гостей? Мы скоро от вас шарахаться будем. Не говорите только, что опять…

Этих не рвало, ко всему привыкли. Но черным юмором перестали злоупотреблять, и голоса подсели. «Жертва задушена, — глухо вещал из-за стенки Головаш. — Предположительно руками. Насилие видно невооруженным глазом. Убийца вошел в исступление — видимо, обстановка подействовала, наносил сопутствующие удары, ломал кости, вывернул девочке челюсть. Скальп снимал небрежно, видимо, света не хватало, остались трещины на костях черепа… Нет, мужики и дамы, дальше без комментариев, все подробности прочтете в отчете…»

Наверху шумели люди, истошно голосила женщина. «Женечка, солнышко, ненаглядная моя!» Она кубарем катилась по ступеням, стала биться в загородки — растрепанная, источающая запах спиртного, в засаленной куртке неопределенного цвета. Оттолкнула Хорунжева, по глупости заступившего дорогу. Остановить этот хмельной ураган было невозможно. Она влетела внутрь, заголосила, как ненормальная, рухнула на колени, стала ползать вокруг трупа. «Женечка, что с тобой сделали?! — верещала она с надрывом. — Господи, за что ты меня наказываешь?!» Римма Высоцкая попыталась оттащить горе-родительницу, но это было бесполезно. Два тела — живое и мертвое — сплелись в каких-то страшных объятиях, замогильный вой огласил пространство подвала.

— Мужики, будем смотреть или что-нибудь сделаем? — взорвался Головаш.

Женщину оттащили. Она рычала, как тигрица, отбивалась ногами. От этого можно было тронуться! Проще всего заклеймить позором такую мамашу, объявить виноватой — забросила ребенка, не следила за ним. И это правильно. Если забыть, что остальные жертвы были из благополучных семей… Непутевую мать выносили втроем. Она колотилась в истерике, разбивала лоб о стену. Бригада из психбольницы была бы кстати. Бригадой, кстати, и закончилось, но об этом мы узнали только на следующий день…

Город Грибов содрогнулся от ужаса. Родители прятали детей по домам. Матери отпрашивались с работы, встали в строй бабушки и дедушки, проверенные няни из числа соседок и забытых, но любимых родственников. Официального обращения к горожанам не было — на такое партийные власти пойти не могли. Но люди о произошедшем знали, слухи расползались. Детям запрещали гулять, а если и разрешалось выйти во двор, то только под присмотром. Пацанов это, к счастью, не касалось, только девочек, но кто мог гарантировать, что однажды маньяк не возьмется за мальчишек? Разумеется, удержать всех детей дома было невозможно. Много понимают дети? Если с кем-то и случаются неприятности, то с ними точно ничего не произойдет! Всеми правдами и неправдами дети сбегали из дома, играли во дворах, лезли в гаражи… Личный состав городской милиции был поднят в ружье. Прибыли дополнительные силы из пригородных поселков. Наряды милиции и люди в штатском с красными повязками прочесывали дворы, проверяли чердаки, подвалы, нежилые или заброшенные строения — как будто там мог спрятаться маньяк, не имеющий собственного угла.