– Ее отец оформил этот документ с целью защитить дочь от подобных типов?

– Да! Его мысль заключалась в том, что я буду держать ее кошелек в своих руках до тех пор, пока ее окружение не изменится. Это он дал мне понять более или менее четко во время нашего последнего разговора перед его смертью.

– Почему же вы не выполнили его волю?

– Потому что я считал, что было бы нечестно использовать те преимущества, которые он мне дал. Я предпочел действовать так, как я вам рассказал, надеясь, что ее друзья, пользуясь ее доверием в течение четырех лет, поверят, что она растратила все наследство, и отойдут от нее сами собой.

– И чтобы добиться этой цели, вы пошли на риск сесть в тюрьму?

– Я прошу вас помочь мне избежать такого исхода.

– Сколько вам лет?

– Тридцать два.

– А Дезире?

– Ей исполнится двадцать семь через несколько месяцев.

– И вы так ее любите?

– Что? Что вы говорите?! – воскликнул Даттон, вскакивая со стула.

– Перед вами открывались отличные профессиональные перспективы, ибо вы, по-видимому, человек весьма способный, но, чтобы защитить Дезире от ловцов удачи, чтобы не дать ей стать жертвой, вы рискуете всем своим будущим без какой-либо очевидной выгоды для себя. Мой дорогой, вы обращаетесь к адвокату, а среди таковых дурачков мало. Поэтому не лучше ли для нас всех, если вы скажете мне всю правду!

Даттон вздохнул, бросил сконфуженный взгляд на Деллу Стрит и продолжил свою исповедь:

– Это правда, я люблю ее, я всегда ее любил, но в создавшемся положении я ума не приложу, как я смогу ей в этом признаться.

– Почему же?

– Да потому что я для нее нечто вроде дядюшки, старшего брата, в какой-то степени руководителя и наставника. Для всех этих бездельников – ее друзей, – для всей этой грязной банды я нечто вроде престарелого пугала.

– Четыре года назад вам было всего двадцать восемь лет, – заметил Мейсон. – Уже тогда вы добились больших успехов в своей профессии, и мистер Эллис обратился именно к вам, он не стал искать более солидного и опытного человека. Почему?

Немного поколебавшись, Даттон ответил:

– По правде говоря, мистер Эллис чувствовал ко мне большую симпатию. Он полагал, что я смогу оказывать на Дезире благотворное влияние.

– Говоря просто, он надеялся, что если Дезире будет вынуждена часто обращаться к вам, то волей-неволей она вами увлечется?

Даттон снова покраснел.

– Такая мысль приходила ему в голову, это верно... ему были известны мои чувства к Дезире. Но результат получился прямо противоположный тому, на который надеялся старый Эллис. Дезире видит во мне просто скрягу, а разница между нами в возрасте представляется ей несоответственно большой.

– Значит, вы влюблены в нее примерно четыре года?

– Пять.

– И вы никогда ничего не говорили ей?

– Конечно, говорил, но в последние четыре года – нет.

– И как она реагировала на ваше признание?

– Она объявила, что я сам себя в этом убедил, что я не могу быть влюбленным в нее по-настоящему. Что она предпочитает считать меня чем-то вроде старшего брата, а если я снова об этом заговорю, это будет конец нашей дружбы.

– И вы приняли ее ультиматум?

– Я решил подождать и посмотреть, чем все это закончится...

Мейсон перебил его, думая о своем:

– Эллис знал о приближении смерти?

– Да. Врачи дали ему восемь месяцев, но прогноз оказался слишком оптимистичным, ибо он не протянул и шести.

– А как Дезире отнеслась к выданному вам документу?

– Отрицательно! Она была оскорблена, считая, что отец хочет руководить ею даже из могилы.