Я не стал перебивать длинный монолог сожителя сомнениями в гениальности генсека, назначившего на высшую авиационную должность партийного «специалиста широкого профиля». Смушкевич с Рычаговым про Локтионова рассказывали, главный военный авиатор страны не отличает бомбёжку от штурмовки.

«…И мы к товарищу Сталину не пробьёмся. Комэск — потолок для карьеры, дальше с такими‑то пятнами не дадут вырасти. А если сможем немца побить, показать этому Мёльдерсу, что русские не хуже, а лучше умеют, тогда Иосиф Виссарионович прислушается к испанским ветеранам. Ты как хочешь, а я желаю сражаться с фрицами дальше. Товарищ Сталин меня поймёт… потом».

Потом догонит и ещё раз поймёт. Подрастерял мой подопечный веру в непогрешимость начальства, только лик Сталина сияет чистым светом в горней выси. Освещает даже полковой клозет, где мы приняли судьбоносное решение.

Про германца Иван вовремя вспомнил. В «Красной Звезде» о Мёльдерсе написали. Как же, эксперт, много успешных боёв провёл, возглавляет истребительную авиацию Рейха, главного ныне союзника СССР, внедряет передовой опыт. А что его он накопил, сбивая советских и испанских пилотов да сопровождая бомбардировщики, один из которых… Про Марию лучше не говорить. Ваня всё видел, чувствовал и переживал вместе со мной. Её смерть задела его сильнее, чем неверность Лизы. Оттого дурацкую статью принял как личное оскорбление.

«В общем, мне всё равно. Не знаю, как у вас в преисподней, а по — моему сбивать нациков — совсем не грех. Так что я готов».

Ночью полк подняли по тревоге, на рассвете мы перелетели в Мачулищи под Минск, вплотную к польской границе. Женатикам сказали семьи не перевозить. Пока нелётное имущество и аэродромный персонал тянулись на грузовиках, подводах и по железной дороге, пилотов собрали в актовом зале авиадивизии.

— Товарищи! — завёл шарманку комиссар, вгоняя в привычную зелёную тоску, но дальше начался неожиданный текст, и апатию как ветром сдуло. — Германский пролетариат, руководимый национал — социалистической рабочей партией, не мог оставить без последствий варварское нападение польских агрессоров на немецкую радиостанцию.

Дальше последовал список польских преступлений. Конечно, паны и до Молотова — Риббентропа обзывались белополяками, капиталистами, помещиками и всякими угнетателями. Но за неделю они буквально превратились в отъявленных врагов рода человеческого. Самое интересное, что мерзкие поляки посмели обидеть братские народы Западной Украины и Западной же Белоруссии, их никак нельзя оставить без поддержки перед лицом страшной варшавской угрозы. Славяне взывают о помощи, товарищи!

Коню понятно, что не комиссар выдумал текст. Веление приравнять панов к исчадиям ада спущено из Москвы.

«Если и Советский Союз нападёт на Польшу, времени мало. Самое худшее — угодить в плен к своим же. Тогда Лиза с ребёнком превратится в члена семьи изменника Родины».

«Значит, в плен нельзя, и точка, — рассудил Иван. — Ты же обещал по знакомству, чтобы время в преисподней быстро прошло».

«Быстро — не означает приятно. У нас и так лишь тринадцать дней в запасе. Ладно, компаньон, действуем, как представится случай».

8 сентября перед рассветом я вылетел в одиночный разведывательный рейд, нарушая воздушное пространство суверенной пока Польши. Должен был разнюхать обстановку вокруг Гродно, но проложил курс южнее и намного западнее, на Торунь. Можно сказать, на передний край, куда дотянул на последних каплях топлива.

И так, я сбежал из ВВС РККА, угнав боевой самолёт. Строго говоря, мы оба приняли это решение. Но незачем себя обманывать. Ваня не в состоянии противиться моей воле. Замечательно, что он первым предложил лететь в Польшу, тем самым сохранил дружественный микроклимат под нашей лобной костью.