Нужные слова не находились.
— Он мне помогал…
Дженна издала странный звук — не то всхлип, не то стон.
— Помогал? Софи, он же…
— Из «этих», — вдруг сорвалась я. — Знаю, знаю. Мне уже говорили. Пожалуйста, Дженна, послушай… — Я стиснула ее запястье. — Кэл на меня злится, папа меня, наверное, ненавидит… Если и ты тоже станешь меня ненавидеть, я просто не выдержу!
Две слезинки скатились по щекам Дженны и капнули мне на руку. Кровавый камень слабо мерцал у нее на шее. После долгого, очень долгого колебания она накрыла мою руку своей.
— Ладно уж, — сказала Дженна, шмыгая носом. — Только смотри, завтра ты мне все расскажешь!
— Расскажу, — эхом откликнулась я, чувствуя, как у меня самой защипало глаза.
А когда Дженна наконец крепко меня обняла, я еле удержалась, чтобы не разрыдаться.
— Ты такая хорошая, я тебя не стою, — прошептала я, уткнувшись ей в плечо.
Дженна еще крепче прижала меня к себе.
— Я знаю!
Я засмеялась сквозь слезы, и на душе стало чуточку легче.
Рано утром раздался стук в дверь. Я мгновенно проснулась. Чары, наведенные Кэлом, к этому времени совсем развеялись, отчаяние и страх нахлынули с новой силой. Меньше чем за двадцать четыре часа моя жизнь перевернулась с ног на голову. Ник и Дейзи окончательно одемонели, Арчер арестован Советом, а хрупкое взаимопонимание с папой разлетелось ко всем чертям. Так много плохого случилось за такое короткое время — это нечестно.
А может, я просто разом истратила весь отведенный на мою жизнь запас ужасов, и следующие лет восемьдесят мне предстоит играть в настольные игры и разводить кошек? Вот было бы славно…
Стук послышался вновь, и я вдруг поняла, что стучат не ко мне, а в комнату Кэла, дальше по коридору. Я опять уронила голову на подушку. Кто следующий? Я или сперва пойдут за Арчером?
А может, Арчера уже привели?
Отогнав эту мысль, я встала, умылась и оделась. Вчерашняя одежда так и лежала на полу заскорузлой кучкой. Я, передернувшись, бросила все это в медный мусорный бачок под умывальником. Не в первый раз моя одежда оказывалась в крови, зато я искренне надеялась, что в последний.
Когда за мной пришли, я сидела на краешке кровати в строгом черном платье, которое Лара купила для меня у Лисандера. За дверью оказался Кристофер.
Он сказал:
— Софи, тебя ждут.
Я кивнула. Во рту пересохло, и сердце трепыхалось в груди.
Спустившись по лестнице, мы вместо штаб-квартиры Совета прошли влево, в совершенно незнакомую мне часть аббатства Торн. Коридор здесь был темный, без мрамора и позолоты, заполонивших весь дом. Простая деревянная обшивка стен, электрические лампочки защищены грубой железной сеткой. Наконец мы остановились перед тяжелой, сплошь в царапинах дверью.
Комната резко отличалась от прочих помещений Торна. Во-первых, она была сравнительно маленькой и плохо освещенной. Ни одного окна, единственный источник света — люстра в виде тяжелого железного кольца, утыканного свечами. Пахло сыростью и плесенью, а на истоптанных досках пола темнели пятна. Об их происхождении думать не хотелось.
Поперек комнаты, почти от стены до стены, деревянный стол, за ним пять стульев с высокими спинками, тоже деревянных, и на каждом стуле по советнику. Сперва я увидела Лару, а потом с удивлением поняла, что рядом с ней сидит миссис Каснофф.
Я так изумилась, вновь увидев ее в аббатстве, что не сразу осознала еще одну деталь: папы за столом не было.
Заметив меня, Лара сделала мне знак подойти ближе. Против стола стояла низкая скамья из такого же темного дерева, как и все в комнате. Ощущение, словно все мы заперты в большом дубовом сундуке. |