. Но как?.. Представлений своих он вынести не мог. Душа рыдала вселенским стыдом… Он вспомнил про баклажан… О Боже!.. Она, идеал его мечтаний — все видела! Как его из стены выпиливали!..
Иван Чмок здесь же, за обеденным столом, не вынеся нахлынувших воспоминаний, потерял сознание.
Впрочем, его разлука с миром продолжалась недолго, так как страдания для того и даны, чтобы переживать их наяву, а не в отключке.
Он и страдал весь следующий месяц… Не выходя из казенной квартирки своей, страдал и любил!..
Его навещал друг Рогов и все старался успокоить, попивая чмоковскую водочку, закусывая чмоковским соленым огурчиком.
Сам начлагеря не пил, а все больше ел, чтобы занять страдающие нервы жевательным рефлексом. Ему было все равно, что потреблять. В желудок проваливалось «Юбилейное» печенье со шматками сала, колбаса-кровянка, тушенка банками, в общем, всяческая несочетаемая продукция.
— Ты, Вань, не переживай так! — успокаивал Рогов. — Подумаешь, баба твое влечение увидала! Так ты же влекся не на мужика… Вот где б стыд был… Ну, в дырку вставил, эка невидаль!.. Ты ж не нос туда вставил!..
Чмок аргументов не разумел, все больше ел.
— А хочешь, я удавлю ее? — предложил замполит. — Вызову к себе и полотенцем!.. Схороним, как умершую от естественных причин. Нет предмета любви, нет самой любви, нет стыда!
Чмок было вскинулся, решив, что это выход, но тотчас осекся, проглотив огромный кусок баночной ветчины. Как можно любовь свою убить! Ведь она так редко приходит!.. Да еще полотенцем!.. Ассоциация с полотенцем привела к воспоминанию о душевой…
— Не вздумай тронуть ее, — рыкнул Чмок. — Я тебя самого удавлю!
— Тогда надо ласку к ней применить! — поменял тактику Рогов. — Ты ей подарочек какой-нибудь пошли… Потом другой, а там, знаешь ли… Что для тебя — стыд, для бабы обыкновенной — совсем ничто, может стать!
— Она необыкновенная! — сквозь чавканье вздыхал Чмок. — Она — флейтистка!..
— У нее, что, все по-другому устроено? Баба, она и есть баба! За кусок вольного мыла сама к дырочке задком подойдет!
— Она не такая!..
Эти беседы продолжались целый месяц, пока как-то раз Рогов не пришел странно веселым. Он по-хозяйски сел за стол, налил стакан до краев водкой, а потом вылил ее в себя за один глоток.
Отдышавшись, он произнес:
— Тут кто-то нами интересовался! — и заулыбался заговорщицки.
Чмок, поедающий из кастрюли макароны с тушенкой, вдруг встрепенулся.
— Кто? — затаенно спросил.
— А как мы думаем?
Здесь начлагеря не выдержал. Всему есть предел. И испытанию дружбы тоже.
— Да ты задрал меня, хрен вонючий, своими выпердонами! Сейчас по хавальнику оберешь враз, гнида! Я тебе что — цаца на костылях или лагерный кум! Все водку мою жрешь!!! Отвечай, падла!
Рогов не на шутку испугался, таким казался Чмок грозным.
— Да ты что, Вань!.. Я же как лучше старался!.. Я ей от тебя мыльце послал… Щеточку зубную с ласточкой… Чебурашка…
Чмок громко рыгнул. Вместе с поганым воздухом из него вышла и злость. Он перестал жевать и продолжал слушать…
— Она с благодарностью приняла, — продолжил замполит осторожно.
— Спросила, от кого?
— Ну, а как же…
— Ты что сказал?
— Что от тебя, Вань, конечно.
— А она?
— Большое спасибо, передайте начальнику, я и передаю…
— Ну, а как она…
— Что?
— Не улыбалась ли, там, с хитрецой?. |