- Далеко ваша заимка?

- В тайге, верст пять по ручью.

- Можно там взять колоски?

- Берите. Я сейчас лошадку запрягу, отвезу.

- Не надо. Мы пешком пройдем, - говорит Василий.

Муся только теперь заметила его, смотрит вопросительно.

- Я уже взял в низовьях образцы почвы, - ответил тот как бы на ее безмолвный вопрос и качнул своим фанерным ящиком. - А теперь там, наверху, возьму. Так что по пути.

Они идут по лесному берегу ручья; чем дальше, тем все гуще тайга, все таинственнее ее темные чащобы, все заманчивее ее незнакомая глубь. Тоненько, скрипуче посвистывают рябчики. Василий свернул в трубочку листок жимолости, положил на язык и засвистел, как рябчик. Вдруг совсем рядом ухнула и заулюлюкала полярная сова.

- Ой, что это? - вздрогнула Муся.

- Леший. Давай руку! Ну?! - Он притянул ее к себе, хотел обнять.

- Не надо! - она вырвалась и пошла впереди.

Василий приотстал, спрятался за толстую сосну и вдруг затянул высоким срывающимся волчьим воем. Муся замерла на ходу, обернулась и, не увидев Василия, пронзительно закричала:

- Ва-а-ася!

- Ай-я-яй-а! - ответил он тихонько, так, словно голос его доносился издалека.

- Ва-а-ася! - закричала она сильнее и помчалась в ту сторону, откуда слышался его слабый голос.

- Вот он я! - Василий вынырнул перед ней из-за ствола сосны, озорной, смеющийся, и поймал ее в объятия.

- Дурак! Идиот!! - чуть не плача, она пыталась вырваться.

- Будешь от меня уходить? А? Будешь? - Он все крепче и крепче прижимал ее к себе.

Она долго и упорно держала его на отдалении, упершись ему в грудь прямыми руками. Наконец не выдержала напряжения, уткнулась лицом в его плечо.

Показалась заимка. Они шли теперь взявшись за руки.

- Уже? - спросила она, глядя на просвет в деревьях.

Залились хриплым утробным брехом собаки. Василий тотчас стал передразнивать их.

- Господи! Какой ты еще ребенок! - сказала она.

- А ты бука.

Возле длинной приземистой избы их встретил очень похожий на того мужика во ржи седой, как лунь, старик. И одет совершенно так же: на нем длинная полотняная рубаха, на ногах желтые улы из рыбьей кожи.

- Здравствуйте, дедушка!

- Здорово живетя! Проходите в избу.

- Мы на часок, за колосками пшеницы. - Муся показала мешочек. - Нам хозяин разрешил.

- Рвитя, рвитя, - сказал дед.

Поле было тут же. Пока Муся и Василий собирали колоски, старик сходил в избу и принес глиняный кувшин медовухи, берестяную кружечку-чумашку да большой кусок копченой медвежатины.

- Подкрепитесь на дорожку-то. Вот медовуха да шматок медвежатины, сказал старик.

- Нам, право, как-то неудобно...

- Спасибо, дед! - сказал Василий, перебивая Мусю и принимая его дары.

- Право же, неудобно, - пыталась урезонить своего напарника Муся.

- А чего ж неудобного? Вон там гумно с навесом, сенцо свежее. И располагайтесь как дома, - сказал старик.

Гумно на лесной опушке - сарай плетневый, молотильный ток, еще не чищенный с прошлогодней поры, омет старой соломы. Василий расстилает в сарае на свежем сене брезентовые куртки, нарезает мясо.

- Ну, как тебе наши якуты-тунгусы?

- Пока мы имеем дело больше все с кержаками, - ответила Муся.

- Они уже вполне объякутились. Смотри - чей продукт? - указывает Василий на медвежатину. - Наш, якутский.

- Ну, такого добра и в России хватает.

- Погоди, вот заберемся в низовья - я тебя там олениной накормлю. Ну, давай за Якутию!

Муся выпила.

- Божественно!

Василий налил себе.

- Во имя твое! - и выпил.

Они потянулись к медвежатине. Василий поймал ее руку, крепко сжал пальцы и притянул к своим губам. Она глядела на него широко открытыми глазами.

- Милая, милая!..

Он стал целовать ее руку, плечо, шею мелкими быстрыми поцелуями.