Эдриан Маккинти. Деньги на ветер
– Пятьдесят тысяч – большие деньги, – сказал я. – Это простой расчет, – сказал Джек. Эрнест Хемингуэй. Пятьдесят тысяч. 1927
Глава 1
Глухомань, Вайоминг
Лед замерзшего озера, черная космическая пустота небес и покойник, умоляющий позволить ему пожить еще немного. – Это какая‑то ошибка. Нет ошибки. – Вы не того взяли. Того. – Вы за это заплатите. Заплачено вперед, viejo compañero, старина. До начала очередного номера этой программы успеваю отмотать кусок клейкой ленты, отрезать и залепить ему рот. Отхожу от машины, осматриваю дорогу. Зеленый домик Службы национальных парков освещен лунным светом. Кусты кизила укрыты снегом. Новых следов от шин нет. Кроме нас и ребят из Саскачевана, тут никто не проезжал уж несколько дней, а может быть, и недель. Закрываю багажник БМВ, снимаю лыжную маску с прорезями для глаз и рта. Он колотит ногами в боковую панель, но через минуту‑другую затихает. Достаю из кармана куртки апельсин, смотрю на него как на какое‑то чудо, но от цвета и запаха голова идет кругом, приходится убрать обратно. – Апельсин, – говорю я себе и улыбаюсь. Вдыхаю морозный декабрьский воздух, поеживаюсь и открываю дверцу у водительского сиденья. Плюхаюсь на сиденье. Блаженное тепло. Порывшись в рюкзачке, достаю мексиканские сигареты Пако. Прикрыв дверцу, смотрю на приборный щиток. В БМВ он как в космическом корабле. Где тут часы‑то? А вот, рядом с джи‑пи‑эс‑навигатором: 06:02. Ждать предстоит никак не меньше часа. На лед до восхода солнца не пойдем: какой смысл понапрасну рисковать в темноте? Закуриваю сигарету, вдыхаю крепкий сладковатый дым, дожидаюсь знакомого ощущения в легких. От дыма внутри так теплеет, что с выдохом приходят пустота и страх. Торопливо затягиваюсь еще раз, задерживаю дыхание и разочарованно выдыхаю: успокоиться не удается. Наоборот, становится хуже, начинаю бояться, что сорвусь. Зажигаю свет в салоне, рассматриваю пачку. Чудаковатый английский путешественник в шортах и пробковом шлеме. Мексиканские сигареты «Фарос». Помню их – в юности только такое удовольствие мы и могли себе позволить. Дядя Артуро ухитрялся доставать «Мальборо», но отец говорил, что «Фарос» и «Ривас» – не хуже. Нервы, однако, так расшалились, что даже сигарета не успокаивает. Под целлофановой пленкой на дне пачки «Фароса» обнаруживаю что‑то на ощупь напоминающее темный обмылок. Достаю, нюхаю. Первоклассная канадская дурь – Пако, должно быть, прикарманил на вечеринке. Очень захотелось покурить, попробовать, но придется отложить на потом. Курнешь – несколько часов под кайфом. Бросаю пачку в рюкзачок. Снова смотрю на часы: 06:06, темень беспросветная, все по‑прежнему. В щель двери здорово дует, я ее захлопываю. Бестелесный ломкий голос богатого заезжего европейца напоминает, что надо пристегнуться. Пытаюсь не обращать на него внимания, но он, судя по интонации, начинает терять рассудок. «Пристегните ремни… пристегните ремни… пристегните ремни…» Одурачить компьютер несложно: я повинуюсь, но сразу же извлекаю пряжку из замка. – Ремни пристегнуты, – с облегчением вздыхает устройство. На часах 06:08. Выключаю свет. Гоняю приемник с одной радиостанции на другую. Музыка кантри. Передача о Боге. Кантри. Новости. Кантри. О Боге. Выключаю радио и ставлю обогрев салона на максимум. Делать нечего, остается ждать. Я и жду. Ветер на гребне холма раскачивает верхушки деревьев. |
