Разворачиваю его и слегка подталкиваю в сторону озера. Он что‑то бормочет, качает головой, но повинуется, идет по насту.

Тело у него бледное, кожа на морозе отливает голубизной. Крупный: за метр девяносто, больше ста килограммов, ни грамма жира. В футбольной команде колледжа играл в защите и с тех пор сохранил форму. Восемь километров в день на бегущей дорожке, каждую среду тренировки по регби с «Джентльменами Аспена».

Что‑то он бурчит на ходу, но, выйдя на лед, в нерешительности останавливается.

Снег рыхлый, но лед сухой, ровный, подошвы к нему пристают. Босые ноги должен обжигать.

– Чего тебе от меня надо?

Впервые хочу заговорить, но не могу вымолвить ни слова. Еще рано. Рано.

Делаю ему знак идти дальше.

– Туда?

Киваю и навожу на него пистолет.

– Твою мать! – цедит он, но все‑таки идет.

Уже совсем светло.

Солнце взошло над равнинами. Месяц – как заживающий шрам.

Прекрасный пейзаж: замерзшее озеро, деревья в кристаллах инея, домики для уток на берегу.

– А‑а! – вырывается у него.

В лощинах по берегам лежит туман. Подошвы примерзают ко льду, он останавливается. Я подталкиваю. Его спина напрягается от моего толчка, но с места он не двигается.

Тыкаю в спину пистолетом.

Идем дальше.

Даже через перчатку чувствуется, какие крепкие у него мышцы.

Начинаю нервничать.

Когда у него в руках окажется молоток, надо быть начеку.

Во время учебы на первом курсе колледжа против него выдвигали обвинение в нападении, причинении побоев и оскорблении действием, но благодаря вмешательству папаши (так считает Рики) дело прекратили. На последнем курсе он свернул челюсть одному парню, но и это прошло безнаказанно, поскольку случилось во время игры в регби.

Он силен. Мог бы разорвать меня надвое. Легко. При малейшей возможности.

– Далеко еще? В чем дело‑то? – спрашивает он и снова останавливается.

Я опять толкаю. Он повинуется, но по походке видно: что‑то задумал. Надо бы с ним поосторожнее.

– Что ты все молчком, приятель? Ты по‑английски вообще понимаешь? Или ты немой? – Оборачивается ко мне. – А? Ты меня понимаешь? Сколько заплатят? Я в десять раз больше дам. Сколько стоишь? Назови сумму. Назови, и все. Деньги у меня имеются. Много денег. Цена у каждого есть. Назови мне свою.

А время вспять повернуть слабо? Слабо? Ты – чародей, волшебник?

– Ты что с моей одеждой сделал? Дай одеться. Верни, черт возьми, одежду! – кричит он в ярости, не думая сдаваться.

Нагим придешь в мир, amigo,  и, если все сложится не слишком удачно, нагим и уйдешь.

Пистолет все же заставляет его идти.

– Да в чем дело‑то?! Верни одежду!

Эхо проносится над озером и вторит его словам. Тут в нем будто открывается какой‑то шлюз.

– Ты просто псих какой‑то! Ненормальный! – кричит он. – Ты не можешь меня застрелить, не можешь! Не можешь меня застрелить! Я ничего такого не сделал! Вы не того взяли! Тут какая‑то проклятая ошибка…

Не собираюсь я в тебя стрелять. Это было бы слишком просто. И не обеспечило бы нам на долгие годы вожделенный покой.

– Послушай, послушай! Понимаю, ты не немой, понимаю, ты меня слышишь. Ну скажи хоть что‑нибудь. Заговори. Думаешь, ты такой умный?! Ни хрена! Ну заговори же. Приказываю тебе: говори. Говори со мной!

Ах вот как, ты хочешь поговорить! Что ж, скажу тебе кое‑что. Как тебе понравится: в испанском колониальном уголовном кодексе сохраняется принцип римского права talem qualem  – «как есть» в переводе с латинского, что означает «бери жертву такой, какой ее находишь». Американские полицейские называют это «правилом черепа толщиной с яичную скорлупу».