|
Но когда они заводят себе подружек твоего и Дженни возраста, они все это утрачивают. В глубине души они остаются растерявшимися подростками. Так и живут в вечном страхе. Паникуют. – Ну а ты то с чего паникуешь? Она произнесла это тоном, в котором странно смешались робость и агрессивность. Но меня это растрогало – так четко здесь отразилась та пропасть, что пролегла между нами. Я вспомнил сдержанную нетерпимость Дженни по тому же поводу. Разница в возрасте между ними была всего около трех лет, но Дженни – девочка гораздо более умная и самостоятельная, чем Каро; мне показалось, я почти понял, что могло бы подвигнуть отца и дочь на совершение инцеста… необходимость исторгнуть невысказанное из сказанного, добиться простоты, заменив ею затмевающую понимание сложность. – Об этом мы поговорим в другой день… или ночь. – По выражению ее лица я понял, она считает – ее водят за нос. – Каро, Дженни гораздо опытнее тебя. У нее выработалось что то вроде… брони, что ли? Мне не хочется, чтобы тебе причинили боль. Воспользовались тобой. Только и всего. Кажется, мы с ней зашли в тупик. Каро принципиально не желала ничего знать о Фрейде, кстати, с классической трагедией она тоже не была знакома. Я вполне мог себе представить, зная, как ограничен ее культурный мир и какой всепоглощающей манией стало в Англии телевидение, что к Барни влечет ее гораздо более земной интерес. Его имя звучало с экрана, он стал как бы членом каждой английской семьи; и точно так же, как, играя на публику перед телекамерой, он надевал маску либерального интеллектуала, перед Каро он разыгрывал роль трагического Паяца: я догадывался, что делал он это вполне убедительно. Для него это была бы просто детская игра – представиться обаятельным и в то же время ранимым этой наивной девочке, которая к тому же наверняка чувствовала себя не в своей тарелке и нуждалась в поддержке. Если моя собственная история болезни отличалась меньшим количеством пятен, то лишь потому, что Дженни хватало не только скептицизма, но и решимости этот скептицизм проявить, как только рыдания становились слишком громкими. – Ты ему скажешь, что мы поговорили? – А как иначе? И снова – молчание. Я то молчал, пытаясь задушить в зародыше вопросы, которые невозможно было задать: каков он в постели? а ты его сюда приводила? кто еще об этом знает?.. Каро достаточно хороша собой, чтобы его влекло к ней физически, но в газете работали десятки таких же хорошеньких девиц, обладающих еще и другими качествами и благодаря им более привлекательных вне постели, чем Каро, – по крайней мере для мужчин вроде Барни. Я злился все больше, настолько, что уже готов был схватить телефонную трубку и сию же минуту сказать этому подонку все, что я о нем думаю. Кончилось тем, что я пошел и налил себе еще виски. Мне хотелось обнять дочь, прижать к себе; но я подумал – получится нехорошо, фальшиво. – Почему ты решила мне рассказать, Каро? – Она, опустив глаза, рассматривала камин и ничего не отвечала. – Ты ведь могла по прежнему держать это все в тайне. – И не беспокоить тебя? – Удар ниже пояса. – Извини. – Тогда объясни. – Она все молчала. – Ты хочешь, чтобы я что нибудь сделал? – Может, просто постарался бы понять. – И дал бы свое благословение? Она отвернулась. – Почему Дженни Макнил тебя любит? Тут я почувствовал, что бумеранг возвращается и вот вот ударит. – «Любит» – вряд ли подходящее слово. – Ну употреби любое слово, какое найдешь подходящим. – Чтобы ты могла его употребить в ответ? – Это прозвучало слишком резко, и я поспешил продолжить: – Она просто была выбита из колеи тем, что увидела в Лос Анджелесе. Одинока. А опыта с молодыми людьми ей вполне хватало. |
