Знаки и рисунки слабо фосфоресцировали в темноте, навевая жуть и смертное уныние.

Быстрый, хоть и хвалился знанием заклинаний, в глубине души ужасно боялся всякой чертовщины. Ему было легче сразиться с десятком волков, чем делать вид, что знаки на стенах совсем его не пугают.

Но Быстрый все-таки смог остаться таким же сдержанным, как Хитрая и Печальная — разве что прижатые к голове уши свидетельствовали о том, что ему очень не по себе.

Под крышей туннеля гнездились мыши-кровососки — они так любили ночь, что предпочитали не расставаться с ней никогда.

В сыром сумраке им было очень комфортно. Почти как людям пригожим майским утром в цветущем яблоневом саду.

Конечно, напасть на лошадей никто из них не посмел бы. Слишком неравны силы. И все-таки в алчных, бордово-красных мышиных глазах светилась одна и та же мысль: "Будь я побольше да посильней, уж я бы вам устроила, копытастые… "

Некоторые из мышей выражали свою ненависть к пришельцам, нарушившим их покой, негромким, но очень злобным шипением.

Это шипение действовало на нервы всем лошадям. В особенности же — Хитрой, которая с жеребячьих лет просто не выносила змей!

То и дело Хитрая порывалась перейти на размашистую рысь. Печальному, который всегда отличался спокойствием и благоразумием, стоило большого труда удерживать ее — ведь дорога была темной-претемной.

— Разве ты не помнишь, как ты сломала себе ногу в Проклятой Пещере? — увещевал ее Печальный.

— Как тут забудешь? Она и до сих пор немного болит. Но мне так хочется побыстрее!

— Потерпи, Хитрая. Совсем немного потерпи!

И Хитрой не оставалось ничего, кроме как идти смирным шагом.

Чтоб не слышать мерзкого шипения мышей-кровососок Хитрая повторяла про себя любимую свою скороговорку "Мыли-мыли-недомыли, ели-ели-недоели, скакали-скакали-неприскакали, а как овса купили, то и как звали забыли".

Запах мертвечины все нарастал, пока не стал почти нестерпимым.

Теперь уже никто из лошадей не сомневался — в туннеле лежит не один дохлый волк, а как минимум два.

Но действительность оказалась гаже самых гадких предположений.

— Какая мерзость! — вскричал Быстрый, который шел самым первым.

— … ели-ели-недоели, — вслух пробубнила Хитрая, она была все еще погружена в свою скороговорку. — Что ты сказал?

— Я сказал "какая мерзость"! Ты только посмотри направо!

Хитрая нехотя повернула морду.

В серо-черной тьме, которую едва разбавлял нестойкий свет входа, копошилось нечто невыносимо смердящее.

Хитрая присмотрелась и ойкнула от страха. Да-да, лошади тоже умеют ойкать, когда очень уж сильно боятся.

Наконец ее зрение вычленило из зловонной кучи несколько силуэтов.

Да, это были волки. Не менее пяти. Большинство — мертвые. А вот один…

Один был все еще жив.

Он лежал на правом боку, носом к дороге, беспомощно вытянув крупные лапы опытного бойца.

В его боку зияла огромная рваная рана. Из раны на лошадей смотрели жуткие, желто-бурые кишки.

Страдания раненого были очень велики. И помочь ему было уже, по-видимому, нельзя.

Когда Хитрая и Быстрый поравнялись с волком, тот громко икнул. А потом еще раз. И еще.

— Он умирает. Это предсмертная икота, — сказал Печальный, который немного разбирался в медицине. — Как жаль, что второпях я не взял с собой своей аптечки!

— Вот еще — не взял аптечки! Придумал тоже — волков лечить! — возмущенно фыркнул Быстрый. — Ты разве не помнишь, что они украли нашу Снежную? И едва не растерзали меня заживо! А Сизокрыл? Они еще и Сизокрыла загрызли! Ты разве забыл?

— Я помню это, Быстрый.