|
Писала бывшая жена. Посылала мне целый список сугубо деловых поручений. И описыва-ла их сугубо деловым языком. А под конец сообщала, что снова выходит замуж – за человека, совершенно мне не знакомого. Словно подчеркивала: “что со мной будет дальше – совершенно тебя не касается”. Стало быть, моего приятеля, что ухлестывал за ней, когда мы разводились, она тоже послала куда подальше. Ну, еще бы. Уж его-то я знал как облупленного. Так себе мужик, ничего примечательного. Играл джаз на гитаре, с неба звезд не хватал. Даже интересным собе-седником его назвать трудно. Что она в нем нашла – ума не приложу. Впрочем, это уже их отно-шения... “За тебя я не беспокоюсь, – писала она. – Такие, как ты, всегда в порядке, что бы с ними ни произошло. Скорее, я беспокоюсь за тех, кто с тобой еще когда-нибудь свяжется... Представь себе, в последнее время меня беспокоят подобные вещи”. Я прочитал письмо несколько раз – и тоже отправил в стол. Так понемногу текло время. О деньгах я особенно не тревожился: на отложенные сбережения можно было тянуть при-мерно полгода, а кончатся – тогда и подумаю, что делать дальше. Закончилась зима, пришла весна. Весеннее солнце наполнило мою квартирку теплым, ус-покаивающим светом. Дни напролет я разглядывал проникавшие через окно лучи и замечал, как менялся их угол наклона. Весна разбудила в душе самые разные воспоминания. О тех, кто ушел. И о тех, кто умер. Я вспомнил двух девчонок-близняшек – как мы жили с ними втроем. В семь-десят третьем году это было. Я жил тогда рядом с полем для гольфа. Вечерами, когда солнце только начинало садиться, мы пробирались под железной сеткой ограды и долго гуляли по полю, подбирая забытые кем-то мячи. И теперь, глядя на вечернее солнце, я вспоминал тот давний пейзаж – закат над полем для гольфа... Где они все теперь? Пришли через вход. Ушли через выход. Вспомнил крохотный бар, куда мы так любили ходить с моим другом, ныне покойником. Вдвоем мы проторчали там без всякого смысла невероятное количество времени. Сейчас, прав-да, мне кажется: то время и было самым осмысленным. Странно, ей-богу... Вспомнил старомод-ную музыку, что там звучала. Тогда мы с ним только заканчивали школу. А в баре том могли пить пиво и курить сколько влезет. И, понятно, без этого заведения просто жизни себе не пред-ставляли. Ну и, конечно, все время разговаривали о чем-то. О чем – хоть убей, не помню. Пом-ню, что разговаривали, и все. Теперь он умер. Попал в переплет, слишком много взвалил на себя – и поплатился жизнью. Пришел через вход – и ушел через выход. Весна разгоралась. Изменился запах у ветра. Новыми оттенками заиграла тьма по ночам. Звуки отдавались непривычным эхом в ушах. С каждым днем все отчетливей пахло летом. В конце мая сдохла кошка. Совершенно внезапно – без всяких предварительных симпто-мов. Проснувшись однажды утром, я нашел ее на кухне – лежала в углу, свернувшись калачи-ком, и уже не дышала. Наверно, и сама не заметила, как умерла. Ее тело наощупь напомнило мне вареную курицу из холодильника, а шерсть казалась грязней, чем при жизни. Кошку звали Селедка. Жизнь она прожила, что и говорить, не очень счастливую. Никто ее не любил, да и сама никого особенно не любила. В глаза людям смотрела всегда с какой-то тревогой. Таким взглядом, будто хотела сказать: “ну вот, сейчас опять что-нибудь потеряю...” Вряд ли на свете найдется еще одна кошка с такими глазами. И вот – сдохла. Сдохни всего один раз – и больше никогда ничего не потеряешь. В этом, надо признать, большое достоинство смерти. Я сунул дохлую кошку в бумажный пакет из супермаркета, бросил на заднее сиденье, сел за руль, поехал в магазин и купил лопату. Вернувшись в машину, нашарил по радио музыкаль-ный канал – и под ритмы поп-музыки, которую не слушал уже тысячу лет, отправился по шоссе на запад. |
