Совсем, как будто его и не было.
Глухой вскрик, звук удара, передавшийся по почве, сорвал Полынова с места. Он взбежал на плиту, где только что стоял инженер и откуда он шагнул; лишь инстинкт заставил его не повторить этого шага. У ног лежала полупрозрачная плита, слабо поблёскивающая, как запотевшее зеркало. Сквозь небо проступало что‑то тёмное. Бааде нигде не было.
– Генрих, Генрих! – закричал Полынов.
– Здесь я… – донеслось из‑под плиты. – Жив, скафандр цел, нога только…
– Тебя засыпало?
– Как бы не так! Бросай верёвку, бросай сквозь плиту, плиты нет.
До Полынова не в миг дошёл смысл сказанного. Как это нет плиты, когда она есть? И внезапно он понял: то самое противоречие! Обман, обретшая плоть призрачность, которая постоянно стояла между ними и Меркурием, – вот что такое эта плита.
Он швырнул вниз верёвку, она прошла сквозь несуществующее препятствие, которое тотчас скрыло от глаз её конец, упавший в расщелину.
– Давай… – послышался голос из‑под земли.
Полынов потащил быстро, ловко, в душе ужасаясь той беспечности, с которой они только что разгуливали.
Сначала проступали очертания тела Бааде – он как бы выплывал из глубин “плиты”. Наконец он весь очутился на поверхности.
– Нет, нет, ничего, – вновь поторопился он успокоить психолога. – Всего метров десять, я даже успел перевернуться, как кошка, лапами вниз… Нога вот только зацепилась за выступ.
– Двинуть ею можешь?
– Могу, но очень больно.
– Так. А так? – Пальцы Полынова быстро забегали, с силой продавливая толстую оболочку скафандра. – Счастливо отделались: простое растяжение.
Он подставил спину, подхватил Бааде. Тот запрыгал на одной ноге, силясь помочь.
– Небитый битого везёт… – попытался он шутить.
Полынов шёл предельно осторожно, выверяя каждый шаг, пробуя ногой все мало‑мальски подозрительные места, как пробуют хрупкий лёд. Может быть, воображение преувеличивало, но сейчас Полынов ежеминутно ждал какой‑нибудь новой каверзы. Обошлось, однако.
В кабине он подождал, пока компрессор отсосёт меркурианский воздух. Вдвоём кое‑как стянули скафандры. Полынов оголил ногу Бааде.
– Сейчас будет немного больно. Ты потерпи уж… Он с силой рванул лодыжку. Бааде скрипнул зубами.
– Уф‑ф… – отдуваясь и потирая опухшую ногу, проговорил он. – Не ожидал попасть в руки костоправа. Сейчас, думаю, мой врач вытащит какой‑нибудь хитрый аппарат…
– Простой случай требует простых решений. Даже на Меркурии. Кстати, кто‑то уверял меня, что отличить мираж от не миража – пара пустяков.
– Нормальный мираж – нормальный, понимаешь? – тот удаляется, когда к нему подходит порядочный человек, ясно?
– Мы не на Земле.
– Уди‑ви‑тельно… Почему‑то данная истина, данная в довольно болезненном ощущении, известна и мне. Ну и что? Тебе от этого легче?
– Легче. Случись такое на Земле… Сам понимаешь… А здесь все понятно: есть некое явление или явления, которых почему‑то не замечают приборы. Мне кажется, ключ здесь.
– А твоя теория?
– Отвечу: это явно не мираж и не галлюцинация. Но я не исключаю их из общего комплекса непонятного. Пока. Бааде кивнул и поудобней устроил ногу на сиденье.
– Что, больно? – обеспокоенно спросил Полынов.
– Нет. Я зол и отвечаю как Ньютон: гипотез не строю! Пусть это шуточки меркурианского дьявола, летающие гробы, сапоги всмятку, но мне нужны точные факты! Точные, понимаешь? Факты!
– По‑моему, ты ждёшь их только от приборов. |