— Я те дам вино! — рявкнул на него старшина Шамриков. — Все матери расскажу. Вино он тут пьет! Ну-ка дай!
И теплая сладкая жидкость потекла в отвыкший уже от еды желудок.
— Бать! — удивленно сказал Артём. — Ты ж не пьешь!
Старший Шамриков утер усы и солидно ответил:
— А я и не пью. Я ем!
И машинально пригнулся, потому как тяжелый осколок басовито прогудел совсем близко.
— Желтые! Желтые, командир, пошли!
И впрямь, над горящим аэродромом снова взлетели ракеты. На этот раз желтые, обозначающие отход.
А наши бомберы, сбросив смертельный груз, нагло и спокойно возвращались без потерь домой.
Без потерь отходила и бригада, если не считать двух легкораненых…
11
— Да… Тот налет был полной для нас неожиданностью, господин подполковник.
— На то мы и десантники, господин обер-лейтенант.
— Аэродром был практически разгромлен. Но мы его восстановили.
— Я знаю.
— Хотите откушать? — как-то по старорежимному спросил фон Вальдерзее.
— Хочу. Но не буду, — поморщился Тарасов.
— Почему? — удивился немец.
— Если я ещё что-нибудь съем, то могу умереть от желудочных колик. После двухмесячного голодания…
— А чаю?
— От чая не откажусь.
Пока дежурный по штабу суетился с чаем — сволочи где-то стащили серебряные подстаканники, не из Германии же их привезли? — фон Вальдерзее снова завел этот ничего не значащий для войны разговор.
— Все-таки я считаю, что вы железные люди, — вздохнул он.
— Почему? — удивился Тарасов, краем глаза наблюдая за суетящимся денщиком.
— Вы забыли обо всем на свете, готовились к неизбежной и, надо сказать, бесполезной смерти, и все-таки, воевали. И как воевали!
Тарасову это польстило. Признание заслуг — пусть и врагом, а может быть, тем более врагом? — всегда приятно. Но он не показал вида.
— Почему же мы готовились к смерти… Вовсе нет. Вы не правы, господин обер-лейтенант. Мы готовились к победе. И о жизни мы не забывали. Нельзя идти на войну, забыв обо всем на свете.
— Не совсем вас понимаю…
— Все очень просто. Например, во время выполнения бригадой боевого задания, мы сыграли свадьбу.
— Что??? — фон Вальдерзее аж привстал.
— А что? — удивился Тарасов.
— Свадьбу? Это как? Кого? С кем? — в сознании немца не укладывалось то, что на войне можно играть свадьбы. И ещё не укладывалось, что Тарасов так спокойно об этом говорит.
— А что такого-то? Жизнь, она и на войне — жизнь! А женился у нас один лейтенант на переводчице второго батальона.
— С вами что, женщины были?
— Девушки, господин обер-лейтенант. Девушки… Десантницы…
— Товарищ подполковник, а товарищ подполковник! — Тарасова старательно тряс за плечо адъютант.
— Немцы? — подскочил Тарасов.
— Да не! — отшатнулся младший лейтенант Михайлов. Его и так-то качало на ветру — тощего, черного, грязного — а тут ещё и испугался звериного оскала комбрига.
— Штаб? Связь? Что случилось? самолёты?
— Товарищ подполковник… Тут до вас Кузнечик… В смысле, лейтенант Олешко… С невестой…
— Даниил… Ты об пень брякнулся? Какая в едрену матерь невеста? — Тарасов старательно протер покрасневшие со сна глаза. |