Сержант машинально сунул указательный палец правой руки в рот, пытаясь откусить отмершую кожу. До связи оставалось ещё секунд тридцать. И ведь откусил. И даже не больно. Это, действительно, не больно. Умерла и умерла! Твою мать, а вот теперь больно стало…

Сержант Васенин, разжевывая кусочек своей же кожи со своего же пальца, долбил по ключу указательным мясом:

«КрчкВтут. Прош в ноч на 19–20 брос прдвльстврдинты кадрт 908…»

— Товарищ старший лейтенант, а товарищ старший лейтенант! — Васенина трясло как цуцика. То ли от холода, то ли от боли в левой руке.

— А? Что? Где? Кто? — вскочил старлей Ларионов, утирая красные, с постоянного недосыпа, глаза.

— Это семь или единичка? — культю из-под полушубка сержант Васенин не доставал. Подбородком показал. Обросшим, правда, не по уставу. Палец же «здоровой» руки держал на ключе. Здоровой, ага…

— Семерка. Видишь же — палочка попереком?

— Извините, товарищ старший лейтенант! Не разглядел!

Ларионов махнул рукой и улегся обратно. В снежную яму, служившую ему и постелью и… Господи, да как же ее звали-то? Киевлянку ту? Нина, Ника?

Васенин же закусил губу и… Да что ж так холодно-то? Трясет всего…

«…7 и рзршить вплнять здачу Дбрсл после плученя прдвстлия — глодн, истщен»

Через несколько минут:

«Повторите передачу!»

Васенин зажмурился. Опять зажмурился. Не впервой…

«КурВат… прдв глд рзрш Дбрсл…»

Трясет-то как! Лишь бы точку с тире они там не перепутали!

«Повторите передачу!»

Сосредоточиться… Держи палец над ключом, держи, тварь!

Васенин облизнул кровь с лопнувшей кожи:

«К О О Р Д И Н А Т Ы…»

Вообще-то этот клочок надо было бы сохранить. Так полагается. Для командования, для истории, для потомков… В сейф бригадный, за печатью и подписями. Для истории. А тут «как полагается» нельзя. Тут надо — как сможешь. … В баню бы сходить…

«Для истории, для потомков… Но это, потомки… Вы как-нибудь там сами в вашей истории разбирайтесь. Мне бы радиограмму передать…» — Васенин ухмыльнулся, представив себе потомков, обсуждающих его, сержанта-радиста.

«Наверно при коммунизме будут жить, на планеты летать, этот как его… Марс!»

Ерунда же какая в башку придёт! Какие, нафиг, ариели с аэлитами?

Работай, сержант, работай!

Через десять минут радист Васенин передал, наконец-то, радиограмму. Прямым текстом. Не морзянкой. И, наконец-то, получив подтверждение о приеме, поджег бумагу и улегся рядом с лейтенантом. Спиной к нему. И толкнув его локтем, чтобы подвинулся. Тот хмыкнул чего-то. Васенин же бездумно стал смотреть на маленький огонечек, протягивая к нему капающую кровь с указательного пальца. Хорошо, что правой руки, кстати. Вот если бы тогда не левую оторвало. Чего бы тогда сержант Васенин делал бы? Или вон снайпер тогда Мишку. В лоб. Убил. Между бровей. Так же и лежит там, в сугробе. Вернуться бы… Похоронить бы.

И сержант Васенин стал вылизывал кусочки кожи, застрявшие между зубов. Жрать хотелось очень.

Этой же ночью «Бостоны» транспортной авиации Северо-Западного фронта сбросили тюки с продовольствием и боеприпасами в темноту демянских болот. Прямо на позиции немцев…

Ещё раз мимо, мимо…

17

— Таким образом, Вы, подполковник, утверждаете, что не принимали участие в разработке операции?

— Никак нет, герр обер-лейтенант. Перед атакой бригадами, вернее моей бригадой и остатками бригады Гринёва, деревни Добросли, в наше расположение прибыл представитель штаба фронта полковник Латыпов.