|
– Это Рэй Аксбридж, – произнес звучный баритон, – капеллан тюрьмы штата Флорида. – Мы знакомы. – Эйнсли пару раз сталкивался с Аксбрвджем, тот пришелся ему не по душе. Тем не менее он спросил вежливо: – Что побудило вас обратиться ко мне, святой отец? – Одного нашего заключенного должны казнить завтра в семь утра. Его зовут Элрой Дойл. Он говорит, что знает вас. Эйнсли моментально почувствовал, как вскипает злость. – Еще бы не знать! Это ведь я засадил Зверя в Рэйфорд. Ответная реплика прозвучала сдержанно: – Хочу напомнить вам, сержант, что речь идет о человеке. Я предпочел бы не прибегать в разговоре к подобным прозвищам. Эйнсли сразу вспомнил, почему в первую встречу Рэй Аксбридж вызвал в нем антипатию: осел велеречивый… – Бросьте, его все называют Зверем, – сказал Эйнсли, – включая, кстати, и его самого. Для такого извращенного убийцы кличка даже мягковата. Прозвище это пошло от доктора Сандры Санчес, помощника судебно медицинского эксперта округа Дейд, которая, увидев изуродованные тела первых двух из двенадцати жертв Элроя Дойла, не сдержалась: – Боже милостивый! Я достаточно повидала ужасов, но это – дело рук какого то зверя в человеческом обличье! Ее слова почти в точности повторяли потом многие. Аксбридж между тем продолжал: – Мистер Дойл попросил меня связаться с вами и передать, что он хотел бы встретиться с вами перед смертью. – Священник помедлил, и Эйнсли понял, что собеседник смотрит на часы. – До казни осталось чуть больше восьми часов. – Дойл объяснил, зачем я ему понадобился? – Он отлично понимает, что вы более чем кто либо другой способствовали его аресту и осуждению. – И что ж? – спросил Эйнсли нетерпеливо. – Он перед смертью хочет плюнуть мне в лицо? Последовала пауза, после которой капеллан произнес: – Я имел подробную беседу с заключенным, но должен вам напомнить, что содержание разговоров между духовным лицом и приговоренным к смерти является сугубо конфиденциальным и не подлежит… – В таком случае я должен напомнить вам, что нахожусь в Майами, то есть в шестистах километрах от вас, и не собираюсь всю ночь гнать машину только потому, что этот псих смеха ради захотел увидеться со мной. Эйнсли пришлось подождать, пока священник сказал: – Он говорит, что ему нужно сделать признание. Эйнсли был поражен. Он ожидал чего угодно, только не этого. – В чем он хочет признаться? В совершенных им убийствах? Вопрос напрашивался сам собой. На всем протяжении долгого судебного разбирательства, в ходе которого Дойл был обвинен в чудовищном двойном убийстве и приговорен к смертной казни, он твердил, что невиновен, несмотря на всю тяжесть улик, предъявленных следствием. Столь же горячо он отрицал свою причастность к десяти другим убийствам, которые ему не инкриминировались, хотя детективы были убеждены, что они тоже дело его рук. Непостижимая жестокость этих двенадцати убийств потрясла и повергла в ужас всю страну. По окончании процесса один из известнейших обозревателей писал: “Содеянное Элроем Дойлом может служить самым сильным аргументом в пользу смертной казни. Но какая жалость, однако, что смерть от электрического разряда слишком быстра и ему не придется испытать мучения, которым он подверг своих жертв!” – Не знаю, в чем он хочет признаться. Это вам предстоит выяснить самому. – Черт возьми! – Простите? – Я сказал “черт возьми”, святой отец. Держу пари, вам тоже доводилось говорить так. – Не надо мне грубить. Эйнсли вдруг в голос застонал, осознав, какая перед ним дилемма. |
