Юра отказывался: карета
"Скорой помощи" наверняка увезет его в больницу, а ему вечером "Красной
стрелой" ехать в Ленинград к Запорожцу, из больницы могут не отпустить, и
накроется поездка, пропадет Ленинград, опять ему ходить под Дьяковым.
- Давай телефон, - настаивал отец.
- Не надо звонить, сейчас пройдет.
- Не дашь свою "скорую", вызову городскую.
Юра попытался сесть на постели, застонал, повалился на подушку, нет,
терпеть невозможно, "скорая" хоть укол сделает, и боль пройдет. Он
показал, откуда достать записную книжку. Через полчаса пришла машина, Юру
вынесли на носилках, весь дом глядел, весь подъезд переполошился. Привезли
на Варсонофьевский, в больницу НКВД сразу положили на стол,
прооперировали. Сказали, шов снимут дней через десять. Все! Накрылся
Ленинград! Как горевал тогда, как горевал, а выходит, аппендицит спас его.
Вот и не верь после этого в судьбу.
- Ваше счастье, вовремя привезли, а еще часа два-три, и был бы
перитонит, - сказал профессор Цитронблат, делавший ему операцию. Лучший
хирург, и что интересно: с протезом вместо ноги.
Но, как оказалось, не только в том было счастье, что от перитонита
спасли, главное - не поехал в Ленинград.
Дня через два после операции принесли ему пакет с фруктами - апельсины,
мандарины, яблоки - и записку: "Юрочка, как ты себя чувствуешь? Что тебе
надо, напиши. Лена".
Юра опустил записку. Лена пришла! Пришла все-таки! Уставший, измученный
болью, он расчувствовался, даже в горле запершило. Значит, любит его, если
все простила, не ревнует больше.
Правда, мелькнула и неприятная мысль: а может, это их интеллигентские
штучки?.. Что бы ни было в прошлом, надо в трудную минуту прийти на
помощь, проявить внимание, сочувствие. Так принято у _приличных_ людей,
ведь они _приличные_ люди... Никто к нему не пришел, а она пришла. Только
Вутковский Александр Федорович звонил, справлялся о здоровье, но он
начальник, ему положено проявлять заботу о подчиненных. Ну и мать,
конечно, приходила. Принесла какую-то бестолковщину, пироги, дура,
испекла, хоть бы у врача спросила, что можно, чего нельзя. А ему тут
ничего и не нужно, кормят хорошо, центральная больница НКВД все-таки... А
Лена по-интеллигентному: мандарины, апельсины - не еда, не пироги с
гречневой кашей, а знак внимания.
И все же не из приличия она явилась! Не может забыть его. Такие, как
она, не забывают. И таких, как он, тоже не забывают. Не хлюпик Мужчина!
- Пишите ответ, - сказала сестра.
- Трудно писать... Пусть зайдет на пару минут.
- В палату нельзя. Начнете ходить, выйдете в коридор, у нас тут зальчик
есть для посещающих. Потерпите.
На обороте Лениной записки Юра написал:
"Леночка, спасибо за передачу. Мне ничего не надо, все есть, не
беспокойся. Хочется повидаться. Через два дня мне позволят ходить, и я
выйду к тебе. |