Изменить размер шрифта - +
  Юра  отказывался:  карета
"Скорой помощи" наверняка увезет его в больницу, а  ему  вечером  "Красной
стрелой" ехать в Ленинград к Запорожцу, из больницы могут не отпустить,  и
накроется поездка, пропадет Ленинград, опять ему ходить под Дьяковым.
   - Давай телефон, - настаивал отец.
   - Не надо звонить, сейчас пройдет.
   - Не дашь свою "скорую", вызову городскую.
   Юра попытался сесть на постели, застонал, повалился  на  подушку,  нет,
терпеть невозможно,  "скорая"  хоть  укол  сделает,  и  боль  пройдет.  Он
показал, откуда достать записную книжку. Через полчаса пришла машина,  Юру
вынесли на носилках, весь дом глядел, весь подъезд переполошился. Привезли
на  Варсонофьевский,   в   больницу   НКВД   сразу   положили   на   стол,
прооперировали. Сказали, шов  снимут  дней  через  десять.  Все!  Накрылся
Ленинград! Как горевал тогда, как горевал, а выходит, аппендицит спас его.
Вот и не верь после этого в судьбу.
   - Ваше счастье,  вовремя  привезли,  а  еще  часа  два-три,  и  был  бы
перитонит, - сказал профессор Цитронблат, делавший  ему  операцию.  Лучший
хирург, и что интересно: с протезом вместо ноги.
   Но, как оказалось, не только в том  было  счастье,  что  от  перитонита
спасли, главное - не поехал в Ленинград.
   Дня через два после операции принесли ему пакет с фруктами - апельсины,
мандарины, яблоки - и записку: "Юрочка, как ты себя чувствуешь?  Что  тебе
надо, напиши. Лена".
   Юра опустил записку. Лена пришла! Пришла все-таки! Уставший, измученный
болью, он расчувствовался, даже в горле запершило. Значит, любит его, если
все простила, не ревнует больше.
   Правда, мелькнула и неприятная мысль: а может, это  их  интеллигентские
штучки?.. Что бы ни было в  прошлом,  надо  в  трудную  минуту  прийти  на
помощь, проявить внимание, сочувствие. Так принято  у  _приличных_  людей,
ведь они _приличные_ люди... Никто к нему не пришел, а она пришла.  Только
Вутковский Александр  Федорович  звонил,  справлялся  о  здоровье,  но  он
начальник, ему  положено  проявлять  заботу  о  подчиненных.  Ну  и  мать,
конечно,  приходила.  Принесла  какую-то  бестолковщину,   пироги,   дура,
испекла, хоть бы у врача спросила, что  можно,  чего  нельзя.  А  ему  тут
ничего и не нужно, кормят хорошо, центральная больница НКВД все-таки...  А
Лена по-интеллигентному: мандарины,  апельсины  -  не  еда,  не  пироги  с
гречневой кашей, а знак внимания.
   И все же не из приличия она явилась! Не может забыть  его.  Такие,  как
она, не забывают. И таких, как он, тоже не забывают. Не хлюпик Мужчина!
   - Пишите ответ, - сказала сестра.
   - Трудно писать... Пусть зайдет на пару минут.
   - В палату нельзя. Начнете ходить, выйдете в коридор, у нас тут зальчик
есть для посещающих. Потерпите.
   На обороте Лениной записки Юра написал:
   "Леночка, спасибо за  передачу.  Мне  ничего  не  надо,  все  есть,  не
беспокойся. Хочется повидаться. Через два дня мне  позволят  ходить,  и  я
выйду к тебе.
Быстрый переход