Мне ничего не надо, все есть, не
беспокойся. Хочется повидаться. Через два дня мне позволят ходить, и я
выйду к тебе. Приходи..."
И, подумав, дописал: "Целую".
Через два дня Юре позволили вставать, в тот же день пришла Лена.
Они сидели в небольшом холле неподалеку от Юриной палаты. У Лены на
плечи был наброшен белый халат с болтающимися завязками, под халатом синий
костюм, белая блузка, на ногах высокие боты, обтягивающие полные, сильные
ноги. Никогда он не мог равнодушно смотреть на ее ноги, и запах ее духов
волновал... Красивая, здоровая, сияющая, а он в уродливом фланелевом
халате, под халатом нижнее белье, на ногах шлепанцы, небритый.
- Узнала меня, - усмехнулся Шарок, - я, наверное, похож на покойника?
- Не преувеличивай, - улыбнулась Лена, - немного бледный, это
естественно в больнице. Сколько тебя здесь продержат?
- Недели две-три.
- Не горюй, я буду тебя навещать.
Хорошая все-таки баба! Чужая, но хорошая, годится! Добрая, ласковая,
любит его, он это видит, опять на все готова ради него, и тем не менее
есть какая-то точка отталкивания, так, что ли, это называется по-научному.
Именно ее доброта, ласковость, порядочность, деликатность, все, что так
приятно в ней, противопоказано ему - он не может быть с ней откровенен, не
может быть таким, каков есть на самом деле.
С Викой - поблядухой - он мог бы быть откровенным, конечно, будь она не
стукачкой, а женой. С ней можно было бы говорить начистоту, выложить всю
подноготную без всяких там цирлих-манирлих, и поняла бы, и совет хороший
дала. А с Леной нельзя. Нужно приспосабливаться к ее представлениям о
морали и нравственности. А какая мораль и нравственность в его деле, в его
жизни, да и существуют ли они вообще?
Какая мораль и нравственность у ее отца, уважаемого Ивана Григорьевича
Будягина? Скольких людей он перестрелял, будучи председателем Губчека?
Какой моралью руководствовался, отправляя людей на тот свет? Интересами
пролетариата? А кто определил эти интересы? Партия? Ленин? Прекрасно. И
он, Шарок, тоже руководствуется интересами пролетариата, только определяет
их теперешний вождь партии - товарищ Сталин. Но объяснять все это Лене
бессмысленно. О людях он должен говорить, как и она, уважительно, о
преследуемых тоже, как и она, с сочувствием. Сказал однажды что-то
поперек, она не возразила, но посмотрела испуганно, испортила ему
настроение.
В постели баба горячая, покорная, притягивает к себе, не оторвешься.
Все это так, но и поговорить ведь с кем-то надо... Какой толк из того, что
она таскается к нему в больницу каждый день?
Ему бы выложить ей все, что его волнует, погоревали бы вместе, что
сорвался Ленинград, прикинули бы, кто из ребят мог попасть на его место в
команду Запорожца. А вместо этого они болтают о какой-то чепухе, говорит
он не то, что думает, все время настороже, как бы не сказать не то слово,
как бы не увидеть ее испуганные глаза, это тяготило Шарока. Но и порывать
не хотелось. |