|
- Это очень жестоко с твоей стороны, - огорченно пробормотал Андрей Андреевич. - Суди меня, как хочешь, но не приведи Господь тебе узнать _на личном опыте_, насколько я прав. У тебя старомодные понятия, это не ко времени, понимаешь, не ко времени. Учти это. - Хорошо, - согласился Андрей Андреевич, растерянный и испуганный угрозами сына, - больше я писать Виктории не буду. На этом кончили разговор и разошлись по своим комнатам. А утром Вадима разбудил телефонный звонок... Черт побери! Так рано! Он снял трубку, услышал незнакомый мужской казенный голос: - Вадим Андреевич Марасевич? С вами говорят из Народного комиссариата внутренних дел. Сегодня в двенадцать часов утра вам надлежит явиться по адресу: Кузнецкий мост, 24, бюро пропусков, к товарищу Альтману. Поняли? - Да, я понял, - сразу охрипшим голосом ответил Вадим. - При себе иметь паспорт. Поняли? - Понял, конечно. В трубке раздались короткие гудки, и Вадим положил ее. Так! Он знал, что рано или поздно этим кончится. Дрянь! Проститутка! Шлюха! Здесь была шлюха, шлюхой будет и в Париже. Черт! Почему он не сказал, что занят сегодня, у него заседание, совещание, не может он быть, не может... И почему его вызывают по телефону? Если он в чем-либо виноват, пусть вызовут официально, повесткой. Он им не мальчик! Он член Союза писателей, в конце концов, не последний в стране критик. Впрочем, может быть, именно поэтому не вызвали повесткой. Хотят предупредить, что переписка с Викой накладывает тень на него и на отца и потому не следует ее вести. Вызвали неофициально из самых лучших побуждений. А то, что голос хамский, так ведь звонил обыкновенный исполнитель. Да и что могут ему предъявить? Он с сестрой давно порвал, еще до ее отъезда в Париж. Он в прошлом комсомолец, она ресторанная девица. Они даже не разговаривали друг с другом последние три года. А отец? Что взять со старика, семейные предрассудки, дочь, видите ли. О Боже, Боже... А вдруг его не выпустят оттуда?! Впрочем, нет; при аресте предъявляют ордер. И все же это учреждение внушало ему ужас. Страх, в котором он рос в детстве, который, казалось, преодолел, вступив в комсомол, снова обуял его, хотя таким устойчивым казалось его теперешнее положение. Став одним из самых ортодоксальных критиков, став, в сущности, "интеллигентной дубинкой" в руках твердолобых, он может ничего не бояться - он нужен своей стране! Да, именно такие, как он, нужны государству, и там, куда его вызывают, должны это понимать. Он стоял перед зеркалом, завязывал галстук. Черт! Руки трясутся. Конец галстука никак не попадал в петлю. А до двенадцати оставалось мало времени. Ну как отец решился на такую глупость - позвонить какой-то Нелли Владимировой, может быть, она стукачка, подсадная утка, ведь он предупреждал отца, ведь отец, несмотря на свое высокое положение, по-прежнему всего боится. |
