Тем больший ужас испытывал Вадим перед тем таинственным, неведомым
могущественным хамом, который сидит на Лубянке и ждет его.
Этот могущественный хам оказался рыжеватым сутулым евреем в военной
форме, с длинным носом и печальными глазами.
Увидев Альтмана, Вадим с облегчением вздохнул. О своих знаменитых
однофамильцах этот тощий рыжеватый военный наверняка не слышал,
образование, видимо, в рамках шести - восьми классов, но на хама не похож.
Впалые щеки, узкие плечи... Возможно, даже пиликал в детстве на скрипочке,
во всяком случае, не сморкается двумя пальцами, пользуется носовым
платком. И, надо думать, не выкручивает руки подследственным.
- Садитесь!
Вадим сел. Альтман вынул из стола бланк, положил перед собой, обмакнул
перо в чернильницу.
- Фамилия, имя, отчество? Год и место рождения? Работа и должность?
Допрос? За что, почему? К тому же ему действовал на нервы монотонный
голос Альтмана.
На последний вопрос Вадим ответил так:
- Член Союза писателей СССР. Я бы хотел знать...
- Все узнаете, - перебил его Альтман, - должность?
- В Союзе писателей нет должностей.
Альтман воззрился на него.
- Что же вы там делаете?
- Я критик, литературный и театральный критик.
Альтман опять уставился на него.
- Получаю гонорар за свои статьи, - уточнил Вадим.
Альтман все смотрел задумчиво. Потом записал "критик".
Этот маленький успех ободрил Вадима, и он добавил:
- Гонорары, конечно, незначительные, работа критика в этом смысле
весьма неблагодарная. Но живем... Нас с отцом двое, отец мой - профессор
Марасевич... - Вадим сделал паузу, ожидая реакцию Альтмана на столь
значительную фамилию, но на лице Альтмана не дрогнул ни один мускул, и
Вадим продолжал: - Он руководитель клиники, консультант кремлевской
больницы.
И опять ничего не отразилось на скучном лице Альтмана. Он перевернул
страницу, аккуратно поправил сгиб, провел по нему ногтем, страница была
чистая, линованная.
И, разглядывая эту чистую страницу, спросил:
- С кем вы вели контрреволюционные разговоры? - голос его был ровным,
таким же скучным, как и лицо.
Этого Вадим никак не ожидал. Он ожидал разговора о Вике, приготовился,
выстроил, по его мнению, логичную и убедительную версию. Но "с кем вы вели
контрреволюционные разговоры"?! Ни с кем он их не вел, не мог вести, он
советский человек, честный советский человек Такой вопрос - ловушка. Пусть
скажет, по какому делу вызвал его, он готов отвечать, но должен знать, в
чем дело. Но если он начнет возражать, то разозлит этого тупицу, он
единовластный хозяин здесь, в этих голых стенах, с окнами, закрашенными до
половины белилами и забранными металлической решеткой.
- Я не совсем понимаю ваш вопрос, - начал Вадим, - какие разговоры вы
имеете в виду? Я...
Альтман перебил его:
- Вы отлично понимаете мой вопрос. Вы отлично знаете, какие знакомства
я имею в виду. |