Изменить размер шрифта - +
Если человек построился, значит, в со­стоянии объясниться с властями, на какие день­ги. А если он - представитель власти, то сам с со­бой уж как-нибудь разберется. Три года назад Гер­ман Георгиевич объявил о том, что получил боль­шое наследство. Город сделал вид, что поверил. Проверять старшего следователя прокуратуры -занятие небезопасное. До сих пор он считался од­ним из самых завидных в городе женихов, хотя по возрасту и вследствие особой любви к женскому полу мог уже раз десять стать и мужем, и отцом. Может, отцом-то он и стал, только задавать и этот . вопрос Герману Георгиевичу было небезопасно. Роста он был под два метра, сложения атлетичес­кого. Горанина в городе любили, хотя поводов за­видовать ему было более чем достаточно. Но без него в N поселилась бы откровенная скука, ибо ни о ком так много не сплетничали, как о старшем следователе прокуратуры. С чего бы ни начинался разговор, он неизбежно сводился к подвигам Го­ранина. Бремя славы Герман Георгиевич нес с до­стоинством. Женщины N, не сговариваясь, счита­ли его самым красивым мужчиной в городе. А если прибавить к этому наличие машины-иномарки, двухэтажного коттеджа и перспективы занять со временем прокурорскую должность, то понятно, что никто не мог взять в толк, почему Горанин до сих пор не женат. В N не нашлось бы женщины, способной ему отказать. Городские чиновники, у которых были дочки на выданье, в очередь стояли, зазывая следователя в гости.

Похоже, что, перебирая красивых и богатых невест, Герман Георгиевич слегка переборщил. Теперь все понимали: это должно быть что-то осо­бенное! Брак десятилетия! Событие, о котором будут складывать легенды! Что-то из ряда вон выходящее, если даже с дочкой мэра у Горанина ничего не получилось, хотя она-то была не прочь. Слухи бродили разные, но правды не знал никто. Даже сам мэр. С Гораниным они и теперь здоро­вались, но как-то прохладно. Герман Георгиевич изо всех сил демонстрировал свою независи­мость, он это любил. А мэр помнил о том, что дочка рано или поздно вернется из-за границы, но остынет она к Горанину или нет, неизвестно. Герман Георгиевич обладал поистине магической властью над слабыми женскими сердцами. Уха­живал он широко, любил красиво, а расставался театрально. Так в N не умел больше никто.

В тот холодный апрельский вечер они с дру­гом засиделись допоздна, и никаких женщин на этот раз в гостях у Германа Георгиевича не было. Следователь Горанин и старший оперуполномо­ченный по борьбе с особо тяжкими преступле­ниями капитан Завьялов вели разговор по делу. Конкретно по тому, которое в ближайшее время надо было закрыть, написать обвинительное зак­лючение и передать в суд. Горанин на этом наста­ивал. А Завьялов возражал. Он был одним из не­многих, кто мог возражать Герману Георгиевичу. Погодки, оба вышли в люди из Фабрики, пяти­этажные дома, в которых росли Герка и Сашка, стояли параллельно. Окна выходили во двор, по которому целыми днями носились с мячом маль­чишки. До десятого класса Герман и Саша игра­ли в футбол в одной команде, потом Завьялов пер­вым поступил в областной университет, на юри­дический факультет. На следующий год туда же приехал Горанин. За прошедшие вслед за тем двадцать лет Герман дорос до старшего следова­теля прокуратуры и Долины Бедных, построив там дом, Александр Завьялов так и остался жить на Фабрике, разменяв после женитьбы родитель­скую квартиру. Окна доставшейся ему одноком­натной выходили на Долину Бедных, на улицу Восточную, первый с краю дом по которой при­надлежал лучшему другу.

Отношения Завьялова и Горанина были ров­ными. Один умел тщательно скрывать свои тай­ные мысли, другой делать вид, что никаких тай­ных мыслей не существует. Все жители Долины Бедных, если чего не хотели видеть, то и не ви­дели.

Так и не придя к соглашению, друзья немно­го выпили, чтобы снять напряжение. Так, чуть-чуть, граммов по двести на брата.

Быстрый переход