Поход в ресторан тоже будет обсуждаться со смакованием всех подробностей. Что ели, что пили, сколько раз танцевали и куда потом поехали. Самое интересное, что Германа никто не осудит: лихой мужик. А Валюте все кости перемоют. Но ей, похоже, все равно. Она свободная видная женщина, при должности, при своей квартире, и случаем воспользуется обязательно. К такой женщине никто не подступится. Только Герман, который уверен в собственной неотразимости на сто один процент. А Валюта ждет, по лицу видно. Его ли, кого другого, но ждет.
- Сколько я тебе должен? - спросил Завьялов у Германа, когда они вышли.
- Да брось! - отмахнулся Герман. - Пустяки.
- Но ты же в ресторан ее собрался вести.
- И что?
- А потом еще куда-нибудь.
- Куда-нибудь... Эх, Зява, ты прямо, как девка красная! В нашем возрасте пора называть вещи своими именами, - наставительно сказал Герман. .- Она приятная баба, чес-слово. Разумеется, жениться я на ней не могу. И она это прекрасно понимает.
- А почему не можешь?
- Ну, ты как ребенок! - с откровенным удивлением посмотрел на него Герман.
- Ах, да: никто не поймет.
- Вот именно. Ладно, забыли. Куда тебя отвезти?
- Тебе на работу надо, а я и на автобусе доеду.
- Ну, как знаешь. Если будут какие-то проблемы, звони.
- Скажи, есть вещи, которые ты не можешь?
- В смысле?
- В нашем городе. Где ты, похоже, царь и бог.
- Ну, Зява, ты преувеличиваешь!
- Да ничуть. Мне просто интересно, как люди этого добиваются?
Горанин молчал, лицо его было мрачно. Он уехал, так и не ответив на вопрос.
Неожиданно Завьялов заметил на противоположной стороне улицы его. Высокого молодого человека в серой куртке, который тоже смотрел вслед уехавшему Герману. Парень сжимал кулаки и что-то бормотал себе под нос. Он решил, что сказанное относится к Горанину. И, читая по губам, понял суть. Парень посылал вслед уехавшему следователю проклятия. Несколько минут они так и стояли, потом парень увидел, что с противоположной стороны улицы за ним внимательно наблюдают. Вздрогнув, разжал кулаки, поднял капюшон и быстрым шагом направился к автобусной остановке. Завьялов чуть ли не бегом пересек улицу и - следом. Чутье подсказывало: он, человек, который также сильно ненавидит Германа. Пока дошел до остановки, сильно запыхался. Увидев его, парень поспешно отвернулся. Подошел автобус. Парень сел в него, Завьялов тоже. Как в те времена, когда работал в милиции, по
чувствовал себя охотником, взявшим след. Исподтишка наблюдал за преступником. Хотя с чего он взял, что парень имеет отношение к разбитой машине и поломанному манекену? Допустим, ненавидит Германа. Разумеется, ненависть - плохое чувство. Отвратительное. Но за это не сажают. Все жители N ненавидят обитателей Долины Бедных, тем не менее, все стекла в коттеджах целы, фонари на улице тоже, да и головы с плеч не полетели. Можно плюнуть вслед проехавшей иномарке, можно прошипеть: «у-у-у... буржуй недорезаный...» Как все и делают. Но паритет в городе сохраняется: они сами по себе, мы - сами. Никто не собирается переступать черту.
У парня безумные глаза. Такой может и фару разбить и витрину тоже. А ударить человека? Есть у Германа шанс .выжить?
Пока автобус колесил по городу, Завьялов подсчитывал шансы бывшего друга. И думал, как поступить. Только что Горанин оказал ему услугу. Может быть, сделал это не столько для него, сколько для себя. Но сделал. Спасти Герману жизнь? А если это ошибка? Словно рентгеном прощупывал он взглядом лицо человека, одержимого желанием отомстить. Несправедливо осужденный не без участия следователя Горанина? Методы работы Германа известны. Ревнивец? Завистник? Правильный овал лица, длинный хрящеватый нос, тонкие губы. |