Изменить размер шрифта - +
Поход в рес­торан тоже будет обсуждаться со смакованием всех подробностей. Что ели, что пили, сколько раз танцевали и куда потом поехали. Самое интерес­ное, что Германа никто не осудит: лихой мужик. А Валюте все кости перемоют. Но ей, похоже, все равно. Она свободная видная женщина, при должности, при своей квартире, и случаем вос­пользуется обязательно. К такой женщине никто не подступится. Только Герман, который уверен в собственной неотразимости на сто один про­цент. А Валюта ждет, по лицу видно. Его ли, кого другого, но ждет.

- Сколько я тебе должен? - спросил Завьялов у Германа, когда они вышли.

- Да брось! - отмахнулся Герман. - Пустяки.

- Но ты же в ресторан ее собрался вести.

- И что?

- А потом еще куда-нибудь.

- Куда-нибудь... Эх, Зява, ты прямо, как дев­ка красная! В нашем возрасте пора называть вещи своими именами, - наставительно сказал Герман. .- Она приятная баба, чес-слово. Разу­меется, жениться я на ней не могу. И она это пре­красно понимает.

- А почему не можешь?

- Ну, ты как ребенок! - с откровенным удив­лением посмотрел на него Герман.

- Ах, да: никто не поймет.

- Вот именно. Ладно, забыли. Куда тебя от­везти?

- Тебе на работу надо, а я и на автобусе доеду.

- Ну, как знаешь. Если будут какие-то пробле­мы, звони.

- Скажи, есть вещи, которые ты не можешь?

- В смысле?

- В нашем городе. Где ты, похоже, царь и бог.

- Ну, Зява, ты преувеличиваешь!

- Да ничуть. Мне просто интересно, как люди этого добиваются?

Горанин молчал, лицо его было мрачно. Он уехал, так и не ответив на вопрос.

Неожиданно Завьялов заметил на противопо­ложной стороне улицы его. Высокого молодого человека в серой куртке, который тоже смотрел вслед уехавшему Герману. Парень сжимал кула­ки и что-то бормотал себе под нос. Он решил, что сказанное относится к Горанину. И, читая по гу­бам, понял суть. Парень посылал вслед уехавше­му следователю проклятия. Несколько минут они так и стояли, потом парень увидел, что с проти­воположной стороны улицы за ним внимательно наблюдают. Вздрогнув, разжал кулаки, поднял капюшон и быстрым шагом направился к авто­бусной остановке. Завьялов чуть ли не бегом пе­ресек улицу и - следом. Чутье подсказывало: он, человек, который также сильно ненавидит Гер­мана. Пока дошел до остановки, сильно запыхал­ся. Увидев его, парень поспешно отвернулся. По­дошел автобус. Парень сел в него, Завьялов тоже. Как в те времена, когда работал в милиции, по

чувствовал себя охотником, взявшим след. Испод­тишка наблюдал за преступником. Хотя с чего он взял, что парень имеет отношение к разбитой машине и поломанному манекену? Допустим, ненавидит Германа. Разумеется, ненависть - пло­хое чувство. Отвратительное. Но за это не сажа­ют. Все жители N ненавидят обитателей Долины Бедных, тем не менее, все стекла в коттеджах целы, фонари на улице тоже, да и головы с плеч не полетели. Можно плюнуть вслед проехавшей иномарке, можно прошипеть: «у-у-у... буржуй недорезаный...» Как все и делают. Но паритет в городе сохраняется: они сами по себе, мы - сами. Никто не собирается переступать черту.

У парня безумные глаза. Такой может и фару разбить и витрину тоже. А ударить человека? Есть у Германа шанс .выжить?

Пока автобус колесил по городу, Завьялов под­считывал шансы бывшего друга. И думал, как поступить. Только что Горанин оказал ему услу­гу. Может быть, сделал это не столько для него, сколько для себя. Но сделал. Спасти Герману жизнь? А если это ошибка? Словно рентгеном прощупывал он взглядом лицо человека, одержи­мого желанием отомстить. Несправедливо осуж­денный не без участия следователя Горанина? Методы работы Германа известны. Ревнивец? За­вистник? Правильный овал лица, длинный хря­щеватый нос, тонкие губы.

Быстрый переход