Так и не придя к соглашению, друзья немного выпили, чтобы снять напряжение. Так, чуть-чуть, граммов по двести на брата. Выпить Горанин мог много, потому, глянув на недопитую бутылку, потянулся за рюмкой Завьялова. - Не, не могу, — покачал головой тот и накрыл рюмку ладонью. - Меня Маша ждет. - А оно помешает? - подмигнул Горанин. - Чему? - пьяно улыбаясь, спросил капитан. Он был не так крепок на выпивку. А уж если смешивал водку с пивом, то пьянел моментально. - Процессу. Процессу любви. - Гора, почему ты не женишься? — лениво спросил Завьялов. - Узаконил бы процесс. А то слухи по городу ходят. Очень неприятные слухи. - Э, нет! - погрозил пальцем Горанин. - Нет, Зява, не выйдет! Не хочешь мучиться в одиночку? Женитьба - первая древнейшая пытка, придуманная людьми. - Почему мучиться? Я ее люблю. - Машку? Машку любишь? Да что в ней особенного? Эх, Зява! Если бы ты знал, какие у меня бабы были! - Слушай, поздно уже. - Завьялов потер ладонями лицо. - Глаза слипаются. Давай о бабах как-нибудь* в другой раз? А? - А о деле? - Вполне трезвым голосом спросил Горанин. - Что с делом? - Чутье мне подсказывает, парень никого не убивал. Ну перепил, отключился, а утром проснулся рядом с трупом. Но не он это. Я чувствую. - На х... твое чутье. Косвенных навалом. - А прямых нет. - Вот я и хочу, чтобы ты мне их нашел. Или собрал столько косвенных, что хватило бы с лихвой на обвинительное заключение. Но лучше прямые. - А если их нет? - Надо, чтоб были, - с нажимом сказал Герман. - Слушай, Гора, я чего-то не понимаю. Мы о людях или о ком? - Люди, люди... Они о тебе много думают? Вообще не думают. Если я его не посажу, думаешь, спасибо скажет? Он скажет: справедливость, мол, восторжествовала. Не Горанин благодетель, а Господь Бог. Понятно? А что Горанин по шапке получит за очередной висяк, так это его, Горанина, проблемы. А теперь прикинь: если каждый из подследственных оставит мои проблемы при мне, что будет? Долго я продержусь в прокуратуре? А? - Не понимаю. - Ладно, черт с ними со всеми. Ночь на дворе. В понедельник договорим. У меня в кабинете. - Значит, ты хочешь надавить. - Да ничего я не хочу, упрямая твоя башка! Я добра тебе хочу, понимаешь? У меня не так много друзей, чтобы ими разбрасываться. Мне с тобой работать легко, ты, Зява, голова. У тебя ума больше, чем у всех нас вместе взятых. И чутье твое... Да верю я! Верю! Только меня сроки поджимают, пойми. Второй месяц заканчивается. Срок предварительного следствия на исходе. Тебе проспаться надо, а в понедельник утром мы на трезвую голову все обсудим. Пойдем, я тебя провожу. Там канава. Сосед слева все чего-то роет. Туннель в Америку, не иначе, мать его! К Бушу хочет в гости ездить. На уик-энд. А что? Денег - куры не клюют! Зато мы все ходим, спотыкаемся. Но попробуй скажи, он - директор городского рынка! - А ты следователь прокуратуры! - Имеешь в виду, что я могу его посадить? И по этой причине он меня хоть капельку, да боится? - И Горанин расхохотался. Капитан Завьялов знал, что противостояние закончится так же, как всегда: он уступит. И тайные мысли оставит при себе. Дело отправится в суд, парень - за решетку на длительный срок. Давить друг Герман умел. Еще со школы к нему прилипло это прозвище: Гора. Во-первых, Герман был выше ростом и сильнее всех. Во-вторых, всего в нем было чересчур. И силы, и бахвальства, и уверенности в себе. Противостоять Горе было невозможно. Самого Завьялова в детстве звали Зявой. Он был почти на голову ниже друга, худой интеллигентный мальчик с некрасивым умным лицом. Хорошо учился, вечерами много читал вместо того, чтобы бегать на свидания с девочками, а по выходным водить их на дискотеки. |