— Уж мог бы отпустить дворецкого спать, старый пень, — проворчал еле слышно Лягушонок. — Придется идти через второй этаж.

— Придется. А то дождемся, пока младший притащится и затеет скандал на весь квартал.

— Кхе корр… ладно. Ты внизу, я пошел. Все равно василиска тут не высидим, только замерзнем как жабы.

Проверив на груди гоблинову свирель, охру и отмычки в кармане, Лягушонок тенью метнулся из кустов к фасаду. И присвистнул: вблизи окна мерцали пятнами лазурного налета — свечение расползалось от местами полустертых рун.

«…ничего себе! Посвященные, оказывается, видят магию. Но Мастер говорил, что среди Призывающих не бывает магов?.. Ни темных — ни один темный в здравом уме не сунется в Ургаш, потому как Хисс не выпустит его обратно. Ни светлых — они принадлежат Райне, и Хисс не имеет права взять их души, если те не отдадут сами. Но ведь и раньше, до встречи с божеством, я чуял магию — и человеческую, и рунную. Хоть бы и в том же Гномьем банке! Значит, был какой-то дар? Слабенький… совсем-совсем! Настолько, что не интересен ни одному божеству.

Наверное, все же дело в Ургаше…

Ну и пусть. Раз есть, надо пользоваться. Хиссу виднее, кому что…»

— Псс! Что случилось? — послышался из кустов шепот брата.

Лягушонок помотал головой, вытряхивая посторонние мысли:

— Ничего! Тихо!

И полез наверх, к окну углового кабинета. Быстро, как паук, вскарабкался по стене. При постройке особняка полтораста лет назад Туальграмы думали о роскоши, а не о безопасности: рельефные каменные узоры в простенках вполне сошли бы за лестницу любому уличному мальчишке, не то что ученику Мастера. Конечно, Лягушонок мог бы влезть и через первый этаж. Но не хотел нарваться на дворецкого — тогда бы пришлось снова прятаться в Тени.

Нужное окно оказалось защищено много лучше. Пока Свисток бдительно оглядывал улицу и парадный подъезд, Лягушонок затирал руну гномской охрой. Той самой охрой, про которую все гномы в один голос твердят: Нет ее! Слухи врут! Не бывает такого, что истинные руны можно просто затереть! Но, тем не менее, это была уже вторая палочка, с великой осторожностью и проклятиями в адрес Гильдии отданная Лягушонку тирисом Ульрихом. Что будет, если узнает Рунмастер клана, Ульрих не говорил — только бледнел, кусал бороду и ругался так, что орки бы покраснели слушать.

Лягушонок балансировал на узком карнизе, избегая касаться окна: нарисовавшаяся силуэтом виверна разевала пасть и пускала клубы снежинок, покрывая стекло изморозью. Наконец руна стерлась, лишая заклинание целостности и силы. Хилл облегченно вздохнул и взялся за оконный замок. Виверна продолжала сердито шипеть, но убийственный мороз ее дыхания превратился в легкий туман.

— Уберись, ящерица, — шикнул Хилл, когда взбесившееся заклинание попыталось сорваться с жалобно зазвеневшего стекла и щелкнуло призрачными зубами, едва не достав его пальцы. — Разобьешь стекло, мне же проще.

Стекло в ответ еще раз звякнуло и перестало дрожать, а оскорбленная виверна свернулась в нижнем углу и прикрыла нос хвостом. Из-за гребня злорадно мигали глазки: «Все равно влипнешь, воришка!»

— Ничего себе магия, кхе корр… — хмыкнул Лягушонок.

Несколько мгновений, и щеколда подалась «ловцу металлов» — еще одному предмету гордости молодого Ульриха, за продажу которого на сторону старейшины клана оторвали бы ему бороду.

«А, мелочи. Ловца любой хороший мастер сделает. Это тебе не охра… нет! не напоминай мне, мальчик. Видишь, я в восемьдесят почти седой? Все из-за вашей Гильдии, чтобы Мастер Ласт у Хисса в зубах застрял! Чтоб…» — гном мог ругаться на предыдущего Мастера Тени полчаса подряд, не повторяясь.