Показав язык посрамленной виверне, Хилл достал дудочку из кости гоблина и зажал зубами. Виверна разочарованно закрыла глаза и истаяла, вновь растекшись по стелу лазурным мерцанием. Гоблинова свирель издала еле слышный всхлип со свистом. В ответ на полу засветились шесть вписанных в окружности рун. Из ближайшей высунулась змеиная голова, попробовала раздвоенным язычком воздух и, признав владельца дудочки за хозяина, скрылась.

Путь к шкафу с рухлядью был свободен, но Хилла не покидало ощущение подвоха. По идее, змеи больше не представляли опасности, но Лягушонок все равно старался обходить руны подальше: лучше перестраховаться, чем сдохнуть от яда.

Он подошел к застекленным шкафам. При виде остатков виконтьей коллекции хотелось плюнуть: ничего мало-мальски ценного. Разве что две шкатулки. Одна — тик, инкрустация перламутром — его заказ. Вещица мягко светилась сладко-мандариновым, слабенькая и безобидная, как новорожденный котенок. А вторая… в дальнем углу притаился артефакт опасней и виверны, и песчаных змей, вместе взятых. Крохотная, невзрачная шкатулка с щербатой крышкой казалась лазом в логово пумы. От нее несло смрадом разложения и смерти. Черные с фиолетовым отливом нити свивались и переплетались, как могильные черви… отвратительно!

Хилл непроизвольно попятился.

Артефакт манил, притягивал, требовал:

— Коснись! Загляни в меня! Возьми сокровище! — призрачный голос, как скольжение гадюки по руке, вызывал дрожь и завораживал.

От этого голоса хотелось бежать, спрятаться. Или спрятать подальше эту мерзость. Закопать поглубже и забыть.

Мелкая, гадостная дрожь в коленках оказалась последней каплей — Лягушонок потерял способность здраво мыслить. Взгляд его наткнулся на заказанную вещицу, и вдруг померещилось, что сладкое сияние скроет темный ужас. Не думая о последствиях, он подставил тиковую шкатулку к полке, какой-то из статуэток подцепил клубок могильных червей и смахнул в сердцевину мандарина.

Щелк! Шкатулка захлопнулась, полностью погасив черноту, и помешательство тут же прошло. Хилл осознал себя дрожащим, как цуцик под зимним дождем, и таким же мокрым.

— Чтоб тебе провалиться в Ургаш до срока, кхе корр ца дбысс!.. — прошипел Лягушонок. — Понаделают… ширхаб знает чего…

Он сунул тиковую шкатулку в заплечный мешок.

— Пусть заказчик разбирается, что там внутри, — бормотал Лягушонок, запирая за собой окно и спускаясь обратно. — Что бы я еще раз хоть посмотрел на это… это… сишах! Багдыр кхе пак дыцук!

— Лягушонок, ты чего? — Испуганный Свисток подбежал, едва он спрыгнул на землю.

— Все нормально, — попытался улыбнуться Хилл.

Но брат озабоченно покачал головой.

— Ты что, повстречался с Его Темнейшеством придворным магом?

— Типун тебе на язык!

От шутки брата его передернуло: вот будет подарочек Гильдии, если один дурной ученик ненароком вмешался в дела магистра! Упаси Светлая от внимания высоких особ! И так впечатлений выше крыши. Говорящие шкатулки, кусачие заклинания… ну их к Хиссу!

До особняка Ламбруков на соседней улице шли в молчании. Так же, молча и быстро, работали второй заказ: добропорядочные шеры вместе во всей челядью и ленивым цепным кобелем мирно спали. Пробрались через черный ход, Свисток унес кинжал, Лягушонок книгу.

— Положи на место, треханый недопесок! Бородавками обрастешь, женилка отсохнет! — повизгивали стишата графской прабабки, сыпля холодными искрами.

Но после творения мага смерти Хиллу было совершенно безразлично, что там о себе воображает кусочек ведьминской души — он равнодушно обругал книжицу скверными словами и сунул в мешок. Все, хватит — отдать Мастеру добычу и обратно, к Устрице Ло! У нее из волшебный штучек только ловкий ротик и бездонный карман для марок.