|
Он еще говорил, растолковывая идиотке всю бредовость мероприятия, но я уже видела знакомый блеск в его глазах. Пробивающийся даже сквозь броню врачебной этики, страха неудачи и нежелания рисковать человеком, мной. Значит, все идет по плану. – Потеря личности – самое легкое, что может с тобой случиться. Моторика опять-таки… возможно, тело периодически будет вспоминать движения того, другого тела. А потом постоянный контроль, диета, инъекции ноотропов и протеина CREB, транскраниальная магнитная стимуляция мозга. – Ладно, ты меня страшными словами не пугай. Магниты, приложенные к голове, это не ужасно. – Танька, – Никита на секунду замолчал, сунул палец в цветочный горшок, разровнял пепел. – Ты понимаешь, что это будешь уже не ты? Я улыбнулась. – Я всегда была немного сумасшедшей. Ну, стану ею окончательно. Он рассерженно хмыкнул. – Тогда предположи, что Аркадий по этому поводу подумает. Я не имею права делать операцию без его согласия. – А зачем ему быть в курсе подробностей? Скажешь, что у Татьяны Андрониковой произошло… кровоизлияние. Геморрагический инсульт. Сопровождается быстротекущей необратимой деструкцией. Что перед тем, как впасть в кому, она очень волновалась за судьбу Василины и как раз подписала все необходимые бумаги. О том, что я – живая , знать будем только мы с тобой и твои ассистенты. Ты уж постарайся, чтобы они не слишком распространялись. Бумаги я подпишу. Все, какие нужно. Никита встал. – Андроникова, ты… ангел смерти какой-то. – А ты, Сонин, экспериментатор. И я буду твоим новым экспериментом. – Не рассчитывай… на многое. Через четыре дня я лежала на узком неудобном операционном столе, и прозрачная маска готовилась накрыть мои нос и рот. Близко-близко стоял второй стол, от тела под тонкой простынкой, тянулись короткие и длинные провода. В ту секунду, когда аппараты констатировали смерть, маска опустилась. До сих пор не представляю, как Никита убеждал Аркадия. Но я почему-то очень хорошо представляю самого Аркадия. Вот он сидит, глаза не смотрят на собеседника, они смотрят в угол, будто силятся узреть там незримое, найти ответ на вопрос, разорвавшийся внутри. Волосы чуть спадают на лоб, крылья носа неподвижны и грудь почти не приподнимается, словно человек не дышит. Дышит… просто дыхание слишком легкое, его нет здесь, оно осталось там, в реанимационном зале с голубыми стенами, у стандартной больничной кровати. Он дышит за нее, он вдыхает в нее свою жизнь. Вдохнул бы, если б мог. – Вы ничего не можете сделать для них? – спрашивает он. – Ни для Лины, ни для Тани? – Нет, – хмуро и строго отвечает Никита. – Я должен дать ей уйти спокойно. Им обеим. – Ты можешь (он произносит слово с нажимом) сохранить ее. – Но это будет не она… не Лина… и не Таня… – Это будет ее мозг. Ее мысли. Ее воспоминания. Может быть, часть души… Ты веришь в бессмертие души? Нет? Тогда тем более. Да, в некотором смысле, это будет она. – Я не могу принять такое решение. – Просто знай, что оно есть. – Обманка… – Попытка. |
